Когда он в последний раз видел Скайварру, тот вместе с бандой своих косматых пиратов порубил отряд пехотинцев и готовился встретить атаку кидрухилей. Санумнис умер у него на руках, захлебнувшись кровью. Тройатти, как и множество хемскильваров, погиб под ливнем колдовской нафты, не задевшей Найюра. Что случилось с Тирнемом и Саурнемми, скюльвенд так и не узнал.
В конце концов Найюра и горстку его людей – троих конрийцев в шлемах с боевыми масками, похожих на удивительные машины, и шестерых туньеров, у одного из которых на белокурых косах болтались высушенные головы шранков, – загнали на широкую лестницу под руинами фанимского храма. Враги рубили и кололи воинов, пока в живых не остались лишь двое: Найюр и безвестный туньер. Они стояли плечом к плечу, тяжело дыша. На ступенях у их ног грудой лежали мертвецы. Раненые ползли и пытались подняться, как пьяные. Все вокруг тонуло в крови. В темноте раздавались приказы офицеров, внизу на фоне горящих домов выстраивались боевые ряды. Солдаты снова бросились в атаку. Норсираец расхохотался, взревел и занес свою огромную боевую секиру. Копье вонзилось ему в шею, и он упал вперед, грудью на мечи.
Найюр возбужденно взвыл. Нансурцы наступали на него с перекошенными от ужаса и решимости лицами, выставив тупые концы копий. Найюр прыгнул в самую гущу врагов, воздев покрытые шрамами руки.
– Я демон! – рычал он. – Демон!
Его пытались схватить, а он ломал им руки, разбивал лица, сворачивал шеи, калечил спины. Кровь брызгала в небо, когда он вырывал еще бьющиеся сердца. Мир распадался, как гнилая шкура, а Найюр был как железо. Только он.
Он – один из Народа.
Нансурцы вдруг дрогнули, отступили и укрылись за щитами тех, кто стоял сзади. Они с ужасом смотрели на его окровавленный силуэт. Казалось, вся земля охвачена огнем.
– Тысячу лет! – прорычал он. – Тысячу лет я насиловал ваших жен! Душил ваших детей! Убивал ваших отцов! – Он взмахнул сломанным мечом. Кровь струей текла с его локтя. – Тысячу лет я охотился на вас!
Он отшвырнул меч, схватил копье и метнул его в солдата, стоявшего напротив. Копье пробило щит, кирасу и прошило тело насквозь.
Найюр расхохотался. Ревущее пламя подхватило этот смех, наполнив его смертоносным колдовством.
Крики, вопли. Кое-кто уже бросил оружие.
– Взять его! – послышался крик. – Вы нансурцы! Нансурцы!
Знакомый голос.
Он мгновенно вернул им осознание общей силы, совместно пролитой крови.
Найюр опустил голову, оскалился…
На сей раз они бросились все разом, опрокинув скюльвенда, как волна. Он отбивался и вырывался, но его свалили на землю. Все поплыло. Враги, как воющие обезьяны, плясали вокруг него и били его, плясали и били.
А потом они пропустили к Найюру своего непобедимого экзальт-генерала. Над его прекрасным избитым лицом к небу поднимался дым, заслоняя звезды. Глаза Конфаса были прежними, только беспокойными. Очень беспокойными.
– Точно такой же, – презрительно выплюнул он разбитыми губами. – Точно такой же, как Ксуннурит.
И когда тьма опустилась на Найюра, скюльвенд наконец понял: дунианин послал его сюда не для того, чтобы он убил Конфаса.
А для того, чтобы он сам стал жертвой Икурея.
Глава 8. Ксераш
Надежда – лишь предвестник сожаления. Это первый урок истории.
Вспоминать Апокалипсис – значит переживать его. Именно это делает саги, при всей их буйной красоте, такими чудовищными. Несмотря на свои торжественные заявления, авторы их не трепещут и почти не скорбят. Они ликуют.
По приказу Воина-Пророка в Героту начали просачиваться отдельные соединения Священного воинства. Лорд Сотер и его кишьяти первыми подошли по Геротскому тракту к черным стенам города. Властный айнонский палатин подъехал прямо к вратам, которые Люди Бивня называли Двумя Кулаками, и потребовал переговоров с правителем-сапатишахом. Ксерашцы ответили, что только страх перед жестокостью заставил их запереть ворота. На это лорд Сотер рассмеялся, закончил беседу и отвел своих людей на возделанные поля вокруг города. Он разбил первый осадный лагерь посередине вытоптанного поля сахарного тростника.
Воин-Пророк приехал утром следующего дня вместе с Пройасом и Готианом. Вечером жители Героты прислали послов, чтобы посмотреть на лжепророка, сразившего их падираджу, и договориться с ним. Однако для торга у них не хватало духу. Похоже, сапатишах Ксераша Утгаранги и все оставшиеся в живых кианцы покинули город несколько дней назад. Вскоре посольство вернулось к Двум Кулакам, уверившись, что другого выбора, кроме как сдаться без предварительных условий, у них нет.