Тысячекратная Мысль

Раздались предостерегающие крики. Да, отец, я сам почти испугался.

– И почему же, – спросил Благословенный, – ты должен мне это прошептать?

На что старик ответил:

– Потому что мои слова есть мой рок. Воистину, ты убьешь меня, услышав их.

Я крикнул, что это какая-то ловушка, кишауримская хитрость, и другие тоже закричали, предостерегая Благословенного, но он не слушал нас. Он даже опустился на одно колено, отец, чтобы слепцу было легче дотянуться до его уха. Мы все стояли неподвижно, охваченные ужасом, пока старик шептал на ухо Воину-Пророку слова своей судьбы. И они воистину стали его роком, отец! Как только он умолк, Воин-Пророк достал Эншойю, свой меч, и разрубил еретика от плеча до сердца. Мы едва успели дух перевести, когда он приказал, чтобы Священное воинство остановилось и разбило лагерь на полях Гима. А тем, кто осмелился расспрашивать его, он не сказал ни слова.

Что же прошептал ему старый дурак?

Было время, когда он шел во славе и ужасе. Копьеносец могучего Силя, великого павшего короля. Он осмелился испытать гнев Куйяра Кинмои на равнинах Пир-Пахаль. Он летал на спине Вуттеата, Отца Драконов. Он победил Киогли по прозванию Гора – поверг его на землю! Нелюди Ишриола называли его Сарпанур, когда укладывали замковый камень, державший их грубые подземные арки. А после одиннадцати лет, когда все младенцы рождались мертвыми, его стали называть Син-Фарионом – Вестником обмана.

Ах, яркая слава тех времен! Он был молод, его могучее тело еще не иссушили новые ткани, приживляемые раз за разом. Какие были битвы! Если бы не нетерпение Силя, он и его братья могли бы уже победить, и этот мир развеялся бы как пыль.

Их изгнали из Мин-Уройкас. Рассеяли. Преследовали. Как же они унижены!

И вдруг из ниоткуда второй век славы! Кто мог предсказать, что коварнейший из людей сможет оживить давно отброшенные планы? Что этот червь сумеет возродить его предназначение – его, предводителя орды страшного Мог-Фарау, Сокрушающего Мир! Он сжег великую библиотеку Сауглиша. Он штурмом взял Святой Трайсе. Он сжигал города, и они маяками горели в самой пустоте. Он уничтожал народы – выпускал кровь, оставлял за собой бледные трупы! Норсирайцы Куниюрии называли его Ауранг – Военачальник. Возможно, это самое правильное из его имен.

Но как же дошло до такого? Он был связан Синтезом, как царь – одеянием прокаженного. Слабый и недолговечный. Он таился возле костров пробудившегося врага. А прежде его появление встречали тысячи воплей.

Он кружил над лагерем на вершине холма, как стервятник, медленно и высоко. Его терпение было больше жизни. На западе в лунном свете лежали белые изломанные холмы Джарты. На востоке до самого черного горизонта простирались равнины Шайризора, испещренные рощами и полями, амбарами и хлевами. За ними, знал Военачальник, находится Шайме…

Самое сердце земли людей, мира Трех Морей.

Везде он видел тайные знаки поколений, осадок былых дел, эхо давно отзвучавших слов. Он видел тени шайгекских крепостей, некогда стоявших на здешних высотах. Он видел Кенейскую дорогу, что пересекала равнину прямо, как неумолимый закон. Нансурское природное умение обороняться, выражавшееся в концентрическом построении лагеря. Морозные узоры кианского орнамента. Зубчатые стены. Забранные железными решетками окна.

Он был глубже всего этого. Старше растрескавшихся камней.

Он кругами спустился вниз, к внешнему двору, где стояли лошади его детей. Устроился на карнизе. От глиняных черепиц еще исходило тепло. Он воззвал к своим детям священным высоким тоном – кроме них, его могли услышать лишь крысы.

Они выскочили из темноты, из пустых комнат. Верные, преданные создания. Они пали ниц перед ним. Их чресла были скользкими, только что оторвавшимися от жертв. Их глаза пылали, когда они стискивали себя в страдании и восторге. Его дети. Его цветы.

Десятилетиями Консульт считал, что его агентов в Шайме разоблачили из-за чуждой метафизики кишаурим. Поэтому нельзя было допустить падения империи перед фаним. Половина Трех Морей невосприимчива к их яду? Священная война предоставила им редкостные возможности.