Тысячелетие России: тайны Рюрикова Дома

Однако не так давно закончилась т. н. Крымская война – закончилась поражением перед англо-франко-сардино-турецкой коалицией, поражением тяжелым и болезненным. Новоиспеченному императору Александру II необходимо было ободрить подданных, вновь разжечь в них несколько угасшую веру в могущество Российской империи и вдохнуть силы в преддверии назревающих государственных, экономических и общественных преобразований (которые (преобразования) сами по себе были нелегким испытанием).

Вот тут-то и возникла – вероятней всего, в голове самого государя императора – идея придать мероприятию эпохальный характер. Император Александр Николаевич отдал предпочтение празднованию именно Тысячелетия, а не другого намечавшегося юбилея – 50-летия Бородинской битвы. Ведь празднование Бородинской виктории неминуемо подталкивало бы – даже самого преданного подданного – к сопоставлению результатов правления двух венценосных Павловичей: Александра I и Николая I. И явно не в пользу последнего.

А вот празднование целого «тысячелетия княжеско-монархического правления на Руси» должно было, по мысли Александра II, укрепить подданных в вере нерушимости российского самодержавия.

В ходе планирования праздничных мероприятий устроители пытались по возможности дистанцироваться от Бородинского юбилея. Нестор-летописец не указал точную дату прибытия «заморских гостей», а потому первоначально торжества намечались на 26 августа (день коронации Александра II и одновременно Бородинской годовщины). Но позже праздник был передвинут (понятно кем!) на 8 сентября – день Куликовской битвы и праздник Рождества Богородицы.

Кроме того, император Александр II строго контролировал работу скульпторов[4] и лично определял, кто достоин быть – в прямом смысле этого слова – на пьедестале, а кого следовало бы «запамятовать». Так, с учетом места празднования на памятнике не нашлось места первому московскому царю, покорителю Казани и Астрахани Иоанну Васильевичу IV (Грозному). Но зато появилась Марфа Борецкая – как молчаливое признание правоты Новгорода в его конфликте с Москвой, как позднейшая переоценка русской истории. Отсутствуют на памятнике также Павел I (в эпоху Александра II его царствование стало устойчивым символом безумного и бездарного правления) и Петр III, зато есть Екатерина II, немка, узурпировшая императорскую власть. Этим Александр II наступил на горло монархическому принципу, поставив его, скажем так, ниже государственной целесообразности.

Может показаться странным, но на памятнике нет и фактического основателя Древнекиевского государства – Олега Вещего. Почему так случилось – мы рассмотрим ниже.

Горячо обсуждалось, но в конце концов было все-таки отвергнуто предложение в барельефной группе «писатели и художники» изобразить великого украинского поэта Тараса Шевченко. Не то чтобы он был недостоин по поэтическому своему таланту – скорей наоборот! (Да и не так уж много было в ту пору великих русских писателей, потому среди Пушкина и Гоголя и затесался скромный (по литературным меркам) Грибоедов.) Но в своей поэме «Сон» Шевченко назвал царицу – мать Александра II – «цаплей». И Александр II решительно воспротивился какому-либо увековечиванию народного поэта. (Зато на памятнике присутствует другой «малоросс» – Б. Хмельницкий. Тут без комментариев.)

Даже беглого взгляда на памятник достаточно, чтобы увидеть – в разделе «писатели и художники» представлены деятели русской культуры лишь с XVIII в. Поразительно, но здесь нет Андрея Рублева и Феофана Грека, Дионисия Ушакова и Симона Ушакова, Федора Коня и Бармы Постника и даже – первопечатника Ивана Федорова (!). Это, правда, свидетельствует не о ничтожности их вклада в российскую культуру, а лишь о некоторых пробелах в знаниях самого самодержца.

Да что там Иван Федоров! Может показаться поразительным, но на монументе не нашлось поначалу места и для Николая I.

Как вспоминал Микешин, еще на стадии обсуждения проекта отсутствие Николая в списке «государственных людей» вызвало сначала вопрос, а потом молчаливое согласие Александра: «В моем списке был последним Александр I. Николая I я пропустил … Когда дошли до Александра I и проект на том заканчивался, государь спросил: “А батюшка?” Я встал со стула и молчал. Произошла пауза. Государь сказал: “Ну, дальше”. Он увидел мое смущение, мою муку. Я продолжал показывать до конца, и, когда закончил, он взял меня за плечо и приблизил к себе».