Тысячелетняя ночь

В ту пору закованное в сталь рыцарское войско ещё оставалось грозной силой, решающей исход сражения, но звонкая ясеневая стрела со стальным наконечником уже становилась для тяжело вооружённого воина опаснее меча. В битве при Гастингсе стрелою в глаз через забрало шлема был убит король Гарольд. Стрела, пущенная на охоте неизвестной рукой, пронзила через кольчугу сердце второго нормандского короля — Уильяма Рыжего. Отряды лучников и на войне уже сделались силой, с которой приходилось считаться. Кроме того лук был истинно народным оружием — каждый простолюдин, не имевший права носить рыцарское вооружение, в случае опасности мог пустить певучую стрелу. И потому знаменитые стрелки были известны всей стране не меньше, чем знатные рыцари, их почитали, как истинно народных героев.

И на сей раз задолго до состязания имена наиболее известных его участников служили темой жарких споров, которые порой непринуждённо переходили в драку. Лучшие стрелки округа должны были показать своё искусство, а победителю шериф обещал золотую стрелу и место капитана в отряде лучников.

Нетерпение толпы, окружившей стрелковое поле, росло. Многие, отказавшись от прочих потех ярмарки, с вечера обосновались позади скамеек, предназначенных для знатных гостей. Они сидели или лежали на траве, время от времени уничтожая принесённую с собой провизию. При этом большинство так щедро запивало её пивом, а то и более крепкими напитками, что к полудню настроение толпы достигло самого высокого градуса.

— Стрелки, — кричала толпа. — Где знаменитые лучники?! Ааа… Ууу… Кончай обед, шериф, нам надоело ждать!

Напрасно конная стража объезжала поле, пытаясь угомонить буянов.

— Разбудить шерифа, — вопили какие-то отчаянные головы, — подколоть его золотой стрелой в одно место, пусть попрыгает, жирный боров!

Наконец, от ворот города отделилась и двинулась по полю блестящая кавалькада. Рыцари и дамы в самых лучших нарядах, верхом на разукрашенных лошадях, ехали медленно и торжественно, подражая важности и пышности королевского двора.

Дамы сидели на лошадях по-мужски, длинные широкие платья закрывали их ноги в цветных сапожках с острыми носами, а на лица из-под вышитых головных повязок спускались прозрачные вуали. Такая вуаль позволяла им видеть всё, но скрывала лица красавиц от взоров «черни».

Толпа народа, ещё бродившего по ярмарочной площади, потоком хлынула к месту состязания. Барьер затрещал от навалившихся на него людей, крики придавленных смешались с возгласами восхищения и острыми шуточками. Последнего гордые бароны предпочитали не замечать: расправа со смельчаками на глазах у тысячной толпы могла бы плохо кончиться. И не один рыцарь, следуя к назначенным для благородных гостей местам, до крови закусывал губу.

Наконец торжественное шествие кончилось. На помосте, украшенном коврами, разместились самые знатные гости с шерифом и его супругой посередине. Резкий троекратный звук рога разнёсся по лугу и, повинуясь его призыву, на поле вышли несколько человек в разнообразной одежде, все с длинными луками в руках. Это были участники состязания.

— Ура Роджеру о’Сислебери! — ревели одни зрители.

— Да здравствует Гай о’зе Мурс! — надрывались другие.

В это время из толпы выбрался высокий человек с кудрявыми каштановыми волосами и, ловким скачком перепрыгнув барьер, приблизился к ряду стрелков, готовых уже приступить к состязанию. Широкая чёрная повязка закрывала его левый глаз, в руках он держал необычайно длинный ясеневый лук.

— Разреши, благородный шериф, — сказал он звонким голосом и слова его далеко пролетели по полю. — Разреши и мне пустить стрелу в честь святого Кесберта. Нет Блинкер моё имя, Нет Блинкер из Линкольншайра.

— Уууу… — прокатилось в толпе. — По шёрстке и кличка [5]. Сначала почини глаз, оборванец! Кто ты такой, чтобы состязаться с нашими Роджером и Гаем?!

Но незнакомец спокойно ждал ответа шерифа, а тот с удовольствием оглядывал его стройную фигуру.

— Становись, — сказал он наконец, — и покажи нам, так ли хорошо стреляют в Линкольншайре, как хвастаются.

Крики смолкли. Наступила такая тишина, что, зажмурившись, можно было побожиться — поле опустело или зрители превратились в соляные столбы.

Крепкий черноволосый колбасник из Ноттингема Роджер о’Сислебери поднял лук и, опершись на левую ногу, медленно-медленно потянул на себя тетиву. Тонко свистнула длинная стрела, и оперённый её конец задрожал на белом круге мишени, чуть уклонившись от центра. Вслед за рёвом сторонников Роджера прозвучал голос человека с повязкой:

— Хорошо, — сказал он, словно про себя. — Но ты не принял в расчёт ветра, друг, иначе твоя стрела попала бы в самую середину мишени.

Глаза маленького Гая о’зе Мурса-оружейника сверкнули при этом замечании, он быстро поднял небольшой ореховый лук, и стрела его вонзилась в самую середину круга. Восторг толпы, казалось, удесятерился: имён любимцев уже нельзя было различить в восторженном смятении. Прошло почти незамеченным, как пустили свои стрелы Адам Каверсуос, плотник из Йорка, и Дик Фаттерс-кожевник, но оба они попали лишь в край мишени.