Тысячелетняя пчела

Петер готов был расплакаться и, чтоб не выдать слез, повернулся и как потерянный выбежал. Оглушительный хохот учеников и подмастерьев несся ему вдогонку. Остановился он за дверью мастерской, опасливо огляделся. Увидел отца, дядю и мастера Крапса.

— Донимают тебя? — улыбнулся Петеру часовых дел мастер.

Петер кивнул.

— А ты не поддавайся!

Он опять кивнул.

Они простились с Крапсом и ушли. По дороге Валент обнял племянника за плечи.

— Жить будешь у нас, комнатенку я тебе уже приготовил. — И, повернувшись к Само, добавил — С расходами на Петера не утруждайся, все беру на себя…

— Нет, я не могу от тебя это принять! — возразил Само.

— Это вовсе не так много и не надолго, — сказал Валент. — Скоро Петер сам начнет зарабатывать. А пока пусть живет и питается у меня. Все равно готовим каждый день…

Они вошли в дом Валента. Гермина усадила их за богатый стол, а когда они отобедали, Петер с удовольствием занялся маленьким Марианом, а братья — столовым вином и душистыми сигаретами.

— Пришел доктор Вацлав Кршенек! — доложила служанка.

Валент, радостно вскочив, побежал навстречу гостю. Через минуту подвел его к столу.

— Мы вместе учились в Праге, — сказал он Само. — Познакомьтесь, это мой брат Самуэл.

— Кршенек.

— Пиханда.

Сели и после обязательных славословий Гермине, еде и питью, на кои доктор Кршенек не скупился, после нескольких рюмочек доброго вина, после обмена новостями из Праги и Словакии они разговорились более доверительно. Доктор Кршенек, полный, плечистый, хоть и невысокий мужчина, элегантно одетый, с живыми глазами, округлым лицом и намечающейся лысиной, был весьма любознателен.

— Чем вы занимаетесь? — спросил он по-чешски.

— Я мельник.

— Представьте себе, мой отец тоже был мельник, — изумился доктор Кршенек, — К сожалению, он умер, и мельником теперь мой старший брат. Вот совпадение, правда, Валент?

— Действительно, совпадение! — подтвердил Валент. — Но ты об этом никогда не говорил…

— Что ж! Ты меня никогда об этом не спрашивал…

— А где вы работаете? — спросил Само. — В суде, как Валент?

— У меня своя контора, к тому же я еще адвокат и юрисконсульт «Чехославянского единства»[111] в Праге.

— Я и не слыхал о таком обществе, — сказал Само.

— Нда, общество, — усмехнулся Кршенек. — Впрочем, это действительно общество. И мы полагаем — очень даже важное. Я ведь прав, Валент? Знаете, в определенном смысле мы возвращаемся к традициям Великой Моравы и начинаем оттуда, где кончил Святоплук[112].

У вас есть, пан Пиханда, сыновья, которые бы хотели учиться? Я имею в виду в Праге или где угодно в Чехии.

— Да, есть! — отозвался Валент, — У Карола, к примеру, талант художника, и по окончании гимназии он мог бы продолжать учение в Пражской Академии художеств. Программа «Чехославянского единства» включает и деятельность, направленную на поддержку словацких студентов. Кроме того, это общество, как ты говоришь, — обратился Валент к брату, — поддерживает и углубляет чешско-словацкие взаимосвязи, организует совместные встречи — одним словом, стремится обновить процесс сближения чехов и словаков, равно как и остальных славян на территории Австро-Венгрии.

— И впрямь неплохое дело! — произнес Само. — Однако, думается, для вас обоих весьма небезопасное…

— Это нас не остановит! — сказал Валент.

— Объединение чехов и словаков в рамках Австро-Венгрии — вещь крайне важная. Чехи осознали потери, понесенные ими в результате равнодушного, а подчас и небрежительного отношения к словакам. Нельзя не считаться с тем фактом, что словацкая территория — самый естественный рынок сбыта для чешских товаров и промышленности, что наша Словакия может стать опорой чешской политики и мостом к славянскому востоку, к России…

— Это, я бы сказал, точка зрения чешской стороны, — отозвался Валент. — Доброжелательная и для нас приемлемая. Но нынче уже и словаки осознают, что они должны — и сейчас, и в будущем — опираться на более сильный братский чешский народ. Что нам теперь остается? Народ, лишенный школ, просветительных организаций, культурных обществ. Освоение лишь мадьярской культуры подвергает опасности наше словацкое бытие, а экономическая зависимость словаков от венгров ослабляет нас и в политической борьбе. Поэтому я считаю, что, кроме культурного сближения с чехами, должно наступить и экономическое единение чехов и словаков…

— Я держусь того же мнения, — сказал доктор Кршенек.

— Я не против того, о чем вы оба здесь говорили, — раздумчиво начал Само. — Но думается, добиться этого будет очень трудно. И не только трудно — даже опасно! Правительство в Пеште ничего подобного не потерпит. Я и представить себе не могу, чтобы это удалось. А тут еще Вена. Ей тоже не по нутру, когда славяне в Австро-Венгрии объединяются… Диву даюсь, как еще не запретили это «Чехославянское единство»!

— Мы не политическое, а культурное общество, — сказал Кршенек, — а такое общество Вена не вправе запрещать!

Валент налил всем вина и первый поднял бокал.

— Будем здоровы! Удачи нашему доброму делу!