– Нет, нет! – запротестовал Лют Кровопийца – старый, обожаемый всеми вожак; мрачный, грозный, независимый и рассудительный; во рту только лишь два зуба, торчавшие как волчьи клыки, из-за чего и прозвище. – Мы, свободные люди, сами разберемся. Неча кормить Военеговских псов, пущай сами себе ищуть добычу. По обычаю дубичей, попросту помордуем его. Хлопцы молодые у нас, горячие… Так ли, Рагуйло? Как оно у ольмарей-то? Что скажешь? Можа, отдадим его своре крысу-то? – обратился Лют ко всем. – А, други? Его гончие, поди, уже все подохли, небось?
– Не подохли, – спокойно и невозмутимо ответил ему Рагуйло, один из немногих, выглядевших относительно прилично. Он, конечно, и чубатый и пышноусый, но в высокой каракулевой папахе, сидевшей на нем ровно, будто корона; и одет он был в богатую свитку, и на шее его висела золотая цепь, и сам он держался подчеркнуто строго, словно царь. – Собачки сыты, и вообще, устали. Так что, можете "помордовать" его. – Рагуйло интеллигентно оторвал у гуся ножку. – То что вы, дубняки, дикари и варвары, так это ж всему миру известно.
– Ох ты, нуте-ка! – скривился Лют. – Ну и хрен с тобой, боярин какой! "Дубняки дикари"! Да мы, дубичи, в сто раз умней вас, убогие! У вас и государьства-то нету! Так, одни шалашики!
Рагуйло был человеком не без юмора, и поэтому одарил старика снисходительной улыбкой, посчитав ниже своего достоинства спорить с ним.
– Так, значится, будем бить… – нахмурившись, произнес Нежата. – Эй, Семен! Ну, ты что скажешь?
– А что он скажет? – встрял вездесущий Лют. – Им, воям, похеру. Уж тем более трубадурам.
– Точно, – мечтательно улыбаясь, подтвердил Семен. – Наплевать.
– Что я говорил?
– Так, Коснята! – рявкнул Нежата. – Хватайте этого цыпленка за цыцки, и… вдарьте ему как следует! Коснята, мать твою! Я с кем сейчас разговариваю?
– Я слышал, батяня! – Совсем еще молодой парень – лет семнадцати – подскочил к приговоренному, схватив его за волосы, пригнул пониже, и с размаху ударил его сапогом по лицу, по зубам. Воришка взвыл, схватился за рот и упал навзничь. К Косняте присоединилось еще четыре человека, такие же юные, подтянутые, с озорным блеском в глазах. Толпа расступилась, освободив им место. Ребята принялись рьяно избивать свою жертву, целясь больше в голову, которая очень скоро превратилась в кровавое месиво.
– Оттащите поганца подальше! – ворчал Нежата, отряхиваясь. – Забрызгали кровякой все вокруг!
– Эй, а он еще жив? – облизывая пальцы, спросил Торчин, Редедин богатырь.
Юноши, раскрасневшиеся, вспотевшие, остановились. Вор еще дышал, уткнувшись лицом в пыль.
– Сверните ему шею! – предложил Тур.
– Нее, это вряд ли, – озадаченно проговорил Коснята. – Я… наверное, не смогу. Не умею.
– А что тут уметь? – захохотал Тур, вставая с места. – Учитесь, придурки!
Жуя на ходу, гридь подошел к умирающему – тот тихо стонал и дрожал. Повертев плечами для разминки, он нагнулся, схватил его одной рукой за шею, другую положил на затылок; притянул к животу, сосредоточенно закатил глаза и резко дернул. Послышался хруст и вор, показав всем свои остекленевшие очи, рухнул на землю, словно мешок с брюквой.
– Вот как надо! – стряхивая с ладоней пыль и кровь, сказал довольный собой Тур. – А вы что тут устроили? Так только бабы дерутся! Эх, молодёжь…
– Да, – уперевшись локтем в стол, сказал Лют. – Точно, бить надо умеючи, хлопцы! Учитесь у Семена, уж он вас научит не только шеи сворачивать, но и песни петь! Баллады, черт меня подери!
Семен уже засыпал. Его толкали, Тур, вместе с Левашом что-то ему говорили, перед ним всё расплывалось…
– Военег едет! – послышался чей-то пронзительный голос. – Военег, со свитой! Прямо сюда, в Сосну!
Глядя на Военега, трудно поверить в то, что он один из самых жестоких и кровожадных людей во всей долине Трех Рек. Во всяком случае, так говорят, а как известно, то что в народе говорят, не всегда правда. Князь скорее походил на героя-любовника – белое, как молочный кипень, лицо, прямой нос, чувственные алые губы, зеленые глаза, смотрящие пронзительно и страстно, кудрявые темно-русые волосы, спускающиеся до плеч. У белоснежной рубахи ворот широко расстёгнут, обнажая мускулистую грудь; в руках плеточка, на поясе меч; великолепный вороной жеребец под стать хозяину – горяч и могуч.
Военег налетел как вихрь, со своей дружиной – отборными воинами. Вмиг лоб опустел, остались только куны и гриди, ошеломленные столь неожиданным визитом. Князь не стал задерживаться в хуторе, и, узнав, что его ждут в Паучьем Камне, сразу же отправился туда, приказав отправляться с собой Семену, своему любимцу и даже, по его же собственным словам, кумиру, также и Рагуйле-собачнику. Нежата, Лют Кровожадный и Редедя, у которого имелось, скажем так, подпольное прозвище Мизиня, остались в Сосне, с повелением сидеть и ждать.
По пути Военег ненадолго задержался в деревушке под названием Подкаменная, где заприметил весьма и весьма привлекательную хуторянку по имени Нега, кою он незамедлительно взял с собой, не забыв – вот плут! – испросить на то разрешения у её насмерть перепуганных родителей.