Отряд князя въехал в замок, со свистом проскакав по каменному мосту; массивная решетка, нависшая над главным воротами, по-видимому, ни разу не опускалась, с тех пор как умер Вышеслав – до такой степени она заржавела. Точно такой же мост соединял крепость с южным, точнее юго-восточным берегом Белой – там было уже Воиградское княжество. Старый князь – патриот и вояка – до последних дней защищал рубеж, посмеиваясь над тщетными усилиями Военега вторгнуться в Воиград – другого пути в "сердце вересов" у главного злодея всех времен, как его окрестили Мехетийские старцы, попросту не существовало (через Дубич и Хордрево Военег идти не решался).
Около выездной башни красовался ряд копий с насаженными на них головами – вся семья Щеки Бражника и его приближенные – всего пятнадцать человек. Увидев это, князь приуныл.
– Сколько сил я отдал, чтобы покорить эту твердыню, – произнес он, ласково похлопывая разгоряченного коня по шее. – И вот я здесь, но совсем не рад.
Военег подъехал к обезображенным головам поближе, чтобы разглядеть их.
– Что скажешь, Семен?
– Выбросить эту падаль в реку, – ответил он, откашливаясь – в воздухе еще разносился дым от пожарища на месте бывшей деревни на берегу.
– Согласен, – кивнул Военег. – Эта мразь осквернила святое место. Эй! Уберите это, а то уже воняет. Семен, Рагуйло, может, поклонимся Вышеславу Ростиславовичу? Всё-таки, он остался непобежден, как ни крути.
– Да, – серьёзно сказал Рагуйло. – Великий был человек. Идем.
В крипте царила сырость, воздух был тяжел и холоден; с потолка капала вода; факелы тускло освещали покрытые бугрящимся мхом стены.
– Похоже, здесь все Ратмировичи, – сказал Военег, наклоняясь над надгробными плитами и читая надписи на них. – Вот Ярополк Ингваревич… Ярополк… так это же внук Ратмира! С ума сойти, вот это древность!
– Идите сюда! – крикнул Семен. – Кажись, я нашел…
Саркофаг Вышеслава – простой кирпичный гроб, накрытый крышкой, сбитой из теса и горбыля, – стоял на сырой земле, в самом дальнем углу, под сводчатой стеной. На крышке красовалась кривая надпись, нацарапанная ножом: "Вышес. Ростис."
– Вот скоты, – сказал Военег. – Вы только посмотрите!
Гроб, что называется, поехал – кое-где кладка разрушилась, обнажив зияющие дыры, сам саркофаг покосился набок. Крышка сгнила и почернела, а в луже, собравшейся вокруг гроба, валялись обломки кирпичей.
– Похороним его по-человечески. Рагуйло!
– Да, князь?
– Ты должен найти хорошего мастера. Чтобы он соорудил такой же мощный постамент, как и у всех; справил бы саркофаг из мрамора; на крышке должен быть лик старика. Перенесем туда останки Вышеслава – он это заслужил.
– Конечно, заслужил, – сказал Семен. – Только его здесь нет. Гляньте.
Семен откинул крышку в сторону и осветил могилу. Она была совершенно пуста.
Военег ужинал во дворце, в пиршественном чертоге, сидя в глубоком кресле с высокой спинкой во главе длинного стола, на котором свободно могло разместиться до ста, а то и более, человек. Чертог восхищал – высокий потолок, узкие витражные окна, на стенах красочные шпалеры со сценами из сказок и легенд; с одной стороны – позади Военега – огромный камин, в котором весело и доверительно потрескивали поленья; с другой – стена, заставленная пустыми бочонками из-под вина, причем на каждом имелось клеймо виноградника. Вышеслав слыл большим любителем хорошего вина и за свою жизнь попробовал множество разных сортов солнечного напитка – дешевое дубичское, пронтийское, экзотическое цахийское и, конечно же, великолепное марнийское, выращенное в высокогорных долинах Вечных гор.
Князь Военег, человек общительный, никогда не ел в одиночестве. И сейчас его трапезу – жареные лебеди, поросенок с пряностями и хреном, пироги, квас и вино – разделили с ним его ближайшие соратники: Рагуйло и его брат Аскольд – суровый, аскетичный и неподвижный, как скала; также Путята, мастер мечей – немолодой, круглолицый воин с брылями, как у бульдога; палач Асмунд – высокий мужчина – маленькие невзрачные глазки, тонкие усики. Был тут и Семен, в свои сорок пять лет выглядевший изумительно молодо, с вездесущим Туром под боком, и, кроме того, молодой богатырь по имени Варда, первым занявший крепость неделю назад. Варда, назначенный Военегом комендантом Паучьего Камня, сильно волновался, и вообще, несмотря на свою внушительную физическую силу и наличие острого ума, был крайне застенчив и косноязычен.
– И всё-таки, – произнес Военег, задумчиво отпив из кубка, – не нравится мне это. Куда могло подеваться тело?
– Да куда угодно, – предположил Путята. – Его могли съесть крысы…
– И даже костей не оставить? – возразил князь. – И ни клочка одежды? И бляху на ремне съели, и меч…
– А может быть, его просто выкинули в реку? – предположил Семен, зевнув. Он ничего не ел и не пил – желудок был переполнен, мучила икота, и сильно хотелось спать. Безбородый всегда плохо переносил пирушки, непременной составляющей любого багуна, предпочитая шумным попойкам травяной чай и работу на свежем воздухе: плотничество – его любимое занятие.
– Как так? – спросил Военег. – Зачем? Неужели такое возможно?