Тысячеликий герой

Однако даже монастырские стены и уединение пустыни не могут защитить от женского присутствия; ибо до тех пор пока плоть отшельника облекает его кости и пульсирует жизнью, мирские образы всегда готовы возмутить его разум. Святого Антония, который предавался аскезе близ египетских Фив, смущали сладострастные галлюцинации — дело рук демонов-искусителей, привлеченных магнетизмом его одиночества. Видения такого рода, с чреслами неотразимой привлекательности и персями, взывающими к прикосновению, на протяжении всей истории монашества не покидали пристанищ отшельников. «Ах, прекрасный отшельник! прекрасный отшельник!.. Положи палец на мое плечо, — и точно огненная струя пробежит по твоим жилам. Обладание малейшей частью моего тела наполнит тебя более сильной радостью, чем завоевание целой империи...»[174]

Житель Новой Англии Коттон Мадер пишет:

«Пустыня, через которую мы идем в Землю Обетованную, полна огненных летающих змеев. Но, хвала Богу, ни одному из них пока еще не удалось окончательно сбить нас с пути! Весь наш путь к небесам лежит мимо логовищ львов и леопардовых гор; на пути нашем толпятся сонмища дьяволов... Мы бедные путники, идущие по миру, который есть не что иное, как дьяволово поле или дьявольский острог, где каждый укромный уголок есть прибежище дьявола с сущей бандой разбойников, готовых наброситься на всякого, кто обращен своим ликом к Сиону»[175].

4. Примирение с отцом

«Тетива Божьего гнева натянута, и лук готов выпустить стрелу; правосудие нацеливает стрелу в ваше сердце и натягивает тетиву; и нет ничего, кроме соизволения Господа, гнев Господний, — и никаких обещаний и обязательств, ничего, что бы удержало эту стрелу за миг от того, как хлынет из жил ваша кровь...»

Эти слова Джонатана Эдвардса вселяли страх в сердца его прихожан в Новой Англии, раскрывая перед ними не приукрашенный ничем страшный лик отца. Проповедь была призвана пригвоздить их к скамьям жуткими картинами мифологического суда божьего; ибо хотя пуританство не допускало образов рукотворных, оно не ограничивало себя в образах словесных.

«Гнев Божий, — вещал Эдвардс, — подобен великим водам, пока еще сдерживаемым; но их собирается все больше и больше, они поднимаются все выше и выше, пока им не будет дан выход; и чем дольше сдерживается поток, тем стремительнее и сильнее хлынут его воды, если наконец дать ему волю. Воистину правосудие над вашими порочными деяниями еще не свершилось; потоки возмездия Божьего сдерживаемы; но вина ваша со временем непрестанно растет, и каждый день вы навлекаете на себя все больший гнев Его; воды непрестанно поднимаются и прибывают; и нет ничего, кроме соизволенья Господнего, что бы сдерживало эти воды, не поддающиеся усмирению и с силой рвущиеся вперед; и стоит Господу лишь убрать свою руку от преграждающих путь этим водам врат, как они тут же отворятся, и огненные потоки неудержимого гнева Господнего ринутся вперед с немыслимой яростью и падут на вас со всемогущей силой; и будь сила ваша в десять тысяч раз более, чем теперь, да и в десять тысяч раз сильнее силы самого упорного, несокрушимого дьявола в аду, то и тогда ничто не поможет вам противостоять и вынести гнев Божий...»

Пригрозив водной стихией, пастор Джонатан далее обращается к картине огня.