Тысячеликий герой

Египетский миф показывает демиурга, творящего мир через акт мастурбации [379]. Индусский миф представляет его в йоговской медитации, с формами его внутреннего видения, вырвавшимися из него наружу (к его собственному удивлению) и застывшими вокруг него как пантеон сияющих богов [380]. В другом учении из Индии всеобщий отец представляется как первично расколовшийся на мужское и женское, а затем создающий все живые творения во всех их видах:

«Вначале [все] это было лишь Атманом в виде пуруши. Он оглянулся вокруг и не увидел никого кроме себя. И прежде всего он произнес «Я есмь». Так возникло имя «Я». Поэтому и поныне тот, кто спрошен, отвечает сначала: «Я есть», а затем называет другое имя, которое он носит. Перед началом всего этого он сжег все грехи, и поэтому он — пуруша. Поистине, знающий это, сжигает того, кто желает быть перед ним.

Он боялся. Поэтому [и поныне] тот, кто одинок, боится. И он подумал: ‘Ведь нет ничего кроме меня — чего же я боюсь?’ И тогда боязнь его прошла, ибо чего ему было бояться? Поистине, [лишь] от второго приходит боязнь.

Поистине, он не знал радости. Поэтому тот, кто одинок, не знает радости. Он захотел второго. Он стал таким, как женщина и мужчина, соединенные в объятиях. Он разделил сам себя на две части. Тогда произошли супруг и супруга. ‘Поэтому сами по себе мы подобны половинкам одного куска’, — так сказал Яджня — валкья. Поэтому пространство это заполнено женщиной. Он сочетался с нею. Тогда родились люди.

И она подумала: ‘Как может он сочетаться со мной после того, как произвел меня из самого себя? Что же — я спрячусь’ Она стала коровой, он — быком и сочетался с ней; тогда родились коровы. Она стала кобылой, он — жеребцом; она ослицей, он — ослом и сочетался с ней; тогда родились однокопытные. Она стала козой, он — козлом; она — овцой, он — бараном и сочетался с ней; тогда родились козы и овцы. И так то, что существует в парах, — все это он произвел на свет, вплоть до муравьев.

Теперь он знал: ‘Поистине, я есмь отворение, ибо я сотворил все это’. Так он стал называться творением. Кто знает это, тот находится в этом его творении» [381].

Постоянный субстрат индивида и вселенского родоначальника суть одно и то же, согласно этой мифологии; вот почему демиург в этом мифе предстает как Самость. Восточный мистик раскрывает это глубоко упокоенное, постоянное присутствие в его изначальном андрогинном состоянии, когда погружается в медитациях в свой внутренний мир.

«На чем выткано небо, земля и воздушное пространство вместе с разумом и всеми дыханиями. Знайте — лишь то одно — Атман. Оставьте иные речи. Это мост, [ведущий] к бессмертию» [382].

Таким образом, хотя эти мифы о творении повествуют об отдаленном прошлом, в то же время они говорят о настоящих корнях индивида «Каждая душа и каждый дух, — читаем мы в иудейском Зогаре, — прежде чем вступить в этот мир, состоит из мужского и женского, объединенных в одно сущее. Когда оно спускается на эту землю, две части разделяются чтобы вдохнуть жизнь в два разных тела. Во время бракосочетания, Всеединый, благословенный Он, знающий всякую душу и всякий дух, соединяет их снова так, как они были раньше, и они снова становятся одним телом и одной душей, образуя, как это было ранее, правое и левое одного индивида… Однако на этот союз влияют поступки человека и пути, которыми он следует. Если человек чист и его поведение праведно в глазах Бога, то он сочетается с той женской частью своей души, которая была его дополнением до его рождения» [383].

Этот каббалистический текст является коментарием к той сцене из Книги Бытия, в которой из Адама рождается Ева. Подобная же концепция излагается в Платоновом Пире. Согласно этому мистицизму половой любви, предельный опыт любви есть осознание того, что под иллюзией двойственности скрыто тождество «каждый есть оба». Осознание этого может привести нас к открытию, что под многочисленными индивидуализациями окружающего нас универсума (человек, животное, растение, даже минералы) скрыто тождество; после чего любовный опыт становится космическим, и возлюбленный, который впервые открывает для себя это видение, вырастает до размеров зерцала творения. Мужчина или женщина, познавшие этот опыт, овладевают тем, что Шопенгауэр назвал «наукой о вездесущем прекрасном». Познавший проходит сквозь эти миры, «питаясь тем, что он желает, принимая те формы, которые он желает»; он сидит и поет песню об универсальном единстве, которая начинается словами: «О, удивительное! О, замечательное! О, удивительное!» [384].

5. Распад единства в многообразие