Тысячи Историй (СИ)

Теперь, идя на очередную встречу с господином, Гермиона пытается внимательно прислушаться к стуку собственного сердца, которое от одной только мысли о беловолосом Драконе пускается в бешеный скач.

Царевна проклинает и ненавидит себя за слабость.

Ругает самыми грязными словами пришлого завоевателя, который точно по преданиям был извергнут самим Тартаром, в том, что тот рассказал так много о себе: своём детстве, братьях и сёстрах. В том, что так просто открыл перед ней свою душу, которую она приласкала и полюбила.

Которую собиралась погубить.

Месть за свою семью: за отца, за братьев и сестёр, которых сгубил этот тиран, — месть была для неё дороже любви.

Благодаря мыслям о возмездии девчонка выжила в этой чёртовой тени безвольной рабы, драющей ночные горшки и поедающей объедки с царского стола.

Любовь же, она чувствует, станет её падением.

— Ты не рассказываешь ничего о своём прошлом, Немезида, почему? — однажды интересуется у неё господин, и Гермиона только надломленно усмехается.

— Моё прошлое было счастливым, повелитель, — отвечает ему служанка, мочалкой стирая с кожи рельефных рук кровь его врагов.

— Почему “было”? — хватается за слова Дракон и отодвигается от девушки чуть дальше, давая ей больше пространства для того, чтобы отмыть его спину.

Чувствует, как она спускает с бортика, на котором постоянно сидит за его спиной и на который он обычно облокачивается, ступни ног и окунает их в горячую воду.

На кончиках его пальцев всё больше горит желание прикоснуться к нежной коже служанки и обласкать каждый миллиметр её тела.

— Когда-то я жила в далёкой деревне. Мы были свободными людьми. Моя семья была счастлива, — лепечет ему царевна, придумывая весьма скверную ложь буквально на ходу. — Но однажды под покровом ночи к нам нагрянули чужеземцы — все они были могучими солдатами, варварами, которые хотели только разграбить наши дома и захватить всех наших людей в плен. Их было очень много… больше, чем было воинов в нашей деревне. Они легко подчинили себе весь наш народ: убили стариков за ненадобностью, мужчин согнали в свою армию, а женщин и детей заклеймили рабством.

— Как же ты спаслась? — глубоко в душе сочувствуя её боли, спросил воин.

— Сбежала, — всего одно слово выдавливает из себя девушка, и наблюдает за тем, как господин привстаёт со своего места, и поворачивается к ней всем корпусом.

Он подходит ближе, позволяя себе прикоснуться к её правому колену, и от него самыми кончиками грубых, шершавых пальцев медленно ведёт длинную мокрую полосу, заканчивающуюся на кромке подола хитона, задранного намного выше середины бедра.

— “Сбежала”, — тихо, как будто насмешливо, повторяет за ней беловолосый Дракон, другой рукой заправляя выбившуюся прядь длинных упругих каштановых волос за ухо. — Или же спряталась в стане врага, надев одежды рабынь и затерявшись среди односортных девиц, выжидая часа для свершения сладкой мести тому иноземному захватчику, узурпатору, который подчинил себе твой народ, убил твоих близких, уничтожил твой город?

И достает из потайного кармана её кожаного пояса маленький кухонный нож, который она всё это время носила с собой, думая о том, как же перережет ублюдку горло.

— Так ли всё было, царевна?

На секунду она теряется.

Не знает, что делать, куда бежать, у кого просить помощи, потому что уверенна, что сейчас сын Ареса использует её неудачное оружие против неё же и вонзит остроё лезвие ей в сердце по самую рукоятку.

Но проходит минута, другая, а Дракон так и не сжёг её в своём пламени праведного гнева, — лишь откинул уже давно заржавевший металл в угол комнаты и обхватил её лицо обеими ладонями.

Гермиона приоткрывает глаза, встречаясь своим янтарным взором с его серебристым.

— Ты знаешь, кто я? — шелестит одними губами рабыня.

Всё это время господин внимательно изучает её лицо, оглаживает пальцами нежные скулы, касается самыми кончиками розовых губ, считает количество чёрных длинных ресниц на веках.

— Разве мог я не знать? — доносится ей эхом.

Царевна изучает его в ответ:

Острый подбородок, бледно-розовые губы и серые стальные глаза, в которых отражается танец колеблемого ветром огня свечей, что делает его всё больше похожим на дракона из старинных сказок.

— Позволь мне стереть всю ту боль, что я причинил тебе, — вплотную подходя к девушке, практически молит у неё воин, и позволяет себе немного больше, чем обычно. — Позволь показать, что я не просто чудовище, жаждущее власти, но и человек. Позволь сделать тебя той, кем ты рождена, кем ты всегда являлась… Я положу к твоим ногам весь Мир, — совсем невесомо шепчет он, нежно соприкасаясь с ней лбами и кончиками носа.

Смотрит глаза в глаза.

— Взамен я прошу лишь одного: стань навечно моей.

Третья ошибка.

И видят Боги — это её крах.

Но Гермиона соглашается, ближе придвигается к своему повелителю, сталкивается с ним горячими губами, жадно выпивающими её до капли.

Чувствует его язык в глубине своего рта, он жадный и неумолимый в своем желании исследовать её всю, по миллиметру, властвовать не только над её телом, но и над разумом.

Желает подчинить непокорную душу.