Тыы-ы! Давай сбежим отсюда вместе!..

Мы так и назвали тогда ЭТО — Программа. Программа — это то, что было больше и сильнее нас с Толстым, всех людей вместе взятых. О присутствии в нас ЭТОГО никто не предупреждал — ни родители:-), ни школа, ни университет. Но мы начинали всё сильнее ощущать ограниченность нашей судьбы, и, что более жутко, — нашего сознания. Тогда ещё не было персональных компьютеров — только шкафы ЭВМ. Не было сети. Но мы решили стать для Программы тем, что позже назовут компьютерным вирусом. Очень непросто быть вирусом для того, что является частью тебя самого. Во время этих редких прорывов мы переживали что-то необычное: невыразимую бодрость, всеохватную ясность и остроту ума, тотальный азарт, — Большое Приключение. Память преодолевала извечную обрывочность. Все события нашей собственной и чужих жизней мы могли охватывать целиком. В совершенно новых связях событий и вещей мы искали подтверждения или опровержения смыслов, которые впервые приблизились к нам неизвестно откуда.

Мы впервые услышали шёпот извне.

И постоянный приток ободряющей силы. В камере заключения открылась, наконец, единственная форточка, которая всю жизнь была наглухо заколочена.

Это было не сравнимо ни с чем! Ради этого стоило жить. И скользить дальше в неизвестное.

Было блядски и адски трудно. После этих прорывов — и во время них! — происходили странные вещи. Мысли, только что с невероятной ясностью сформулированные и произнесенные, вдруг бесследно исчезали из нашего сознания. Мы не могли вспомнить, до чего добрались секунду назад. Мы на годы забывали предыдущий ход в этой рискованной игре. Как будто некий ластик бесследно стирал весь ход расследования в нашем сознании. Мысли как будто обрубались топором, и вмиг исчезали все связи и соцветия.

Начисто. Полностью. Это было настолько… нагло! Программа обходилась с нами как с вырвавшимися из корзины щенками, — одним движением отшвыривала обратно. А потом ПРОГРАММА дала понять — недвусмысленно! — что это еще и опасно. С нами стали происходить невозможные, чудовищные события.

Может, когда-нибудь я расскажу и о них:-) О нет, не думайте об этом как об изобретении велосипедов! Оставьте предвзятость — вам просто уже начесали по ушам — вся эта, блять, изотерика и все эти журнальчики и книжечки, стряхните всё это мешпухальное вещество с ушей, — слушайте! Не меня.

Слушайте извне, шёпот. Ни в одном из хлынувших позже в продажу каталогов и открыток альтернативно-эзотерических видов на мир и близко не было этой отворяющейся вибрирующей безмерности. И такого азарта, как в нашем расследовании, — в поисках выхода.

Это было рискованное предприятие.

Невероятно, что мы остались в живых!

……………………………………………………………………………………………………………………………………

Одновременно с Тианой разворачивала свой кукольный театр Златовласка. Чудесная — то есть, с тягой к чуду — девушка. она била копытом, гарцуя как лошадка. это нападало на неё, когда она ссала чего-нибудь сказать или сделать, а очень хотелось.

дети!

мы все контуженые дети. Златовласка, в частности, была контужена Маленьким Принцем и всей этой хуйнёй с теми, кого мы приручаем. Короче, тоже животноводство. Но очень ласковое, оптимистичное и задорно-печальное. Как дрочить, но с хорошим мылом и даря застывшую улыбку зеркалу. Приручаем, а сами как бы понятия не имеем — для чего! Как бы не для шашлыка, а так просто — по-доброму придушить во сне подушкой. Как бы нечаянно. С большой долей нежности. золотое удушье. липкий апельсиновый джем в местах обитания, пополам с желтком.

о, эти лисы прирученные в нашей крови!

не ешь меня, Златовласка — козлёночком станешь! Если она когда-нить это прочтёт, — прибьёт меня:-)

Если догонит! От вечной широкой улыбки на её лице мне хотелось рыдать. Знаешь почему? теперь — ты знаешь почему, Златовласка?!

посмотри на Олу.

что они с нами сделали?!! Ладно, — потом. О хорошем:-) — потом. Хотя зачем откладывать?

Златовласка, ты была — очень хорошей. Может, и сейчас торгуешь тем же. Без обид! — это не имеет никакого назначения — кто чем торговал или торгует. Какая нахуй разница! Хорошие, плохие… Видишь, чем я тут в тексте торгую:-)

о любви и волшебных ногах.

о прохладном дожде этой кожи. и был ещё запах. но я слишком много курю с тех пор

и — не помню.

футболка на пляже. улыбка в тени.

глазурное небо в мелких трещинках.

автобус оранжевый отъезжает.

над страной начинается август. Мы были втроём на том пляже. На берегу водохранилища.

Ты. Марат. Я. И меня колбасило не от тебя, а от того, что мы втроём. Ваши с Маратом лица в тот день, когда я вернулся из провинциального ЗАГСА с обручалкой на пальце. Мы с Тианой добрались оттуда на попутке. Сидели на заднем сиденье. Как только машина тронулась, Тиана положила ладонь на мой пах.

Расстегнулась змейка. Я сидел, широко расставив колени перед просветом между передними сиденьями. И в зеркальце изредка встречался взглядами с шофёром. Смуглое лицо шофёра порывисто бледнело, будто подсвеченное изнутри свечой.

Свечой на сквозняке. И когда он переключал скорость, его ладонь на рычаге оказывалась так близко.