Тыы-ы! Давай сбежим отсюда вместе!..

Начал искать выход. Хотя до сих пор не знаю — что именно я начал искать. Но тут то ли мы что-то попутали, то ли битком набитый ПАЗик высадил нас чуть раньше. И мы побрели сквозь лес — все тропинки в нем вели к морю — с рюкзаками, Златовласка с крохотной Олой на руках. Неожиданно, обходя бетонный фабричный забор, мы выбрались на узкую — в две плиты — бетонную дорогу военного вида. Заброшенную, с кусками ржавой арматуры и остовами машин на обочинах. Но делали её основательно, — почти на века.

По этим квадратным плитам мы и побрели.

Небо мгновенно затянулось тучами. Заверещала Ола. Мы оставили Златовласку покормить её под деревьями. А сами бросились искать ближайшее место для палатки, — успеть до дождя.

Мы бежали с Маратом, изнемогая под рюкзаками.

Море открылось внезапно. Дальше были глинистые обрывы. Дорога вела к необъяснимому для такого пустынного места крохотному кубическому строению у самой кромки воды. Оно стояло на такой же основательной, как дорога, выложенной теми же бетонными плитами большой площадке.

Слева виднелась роща. Мы побежали туда. И издали, краем глаза у бетонного пирса видели необычно экипированных женщин — странные чёрные фуфайки, одинаково повязанные головы, брюки, сапоги. Они бродили по мелководью вдоль каких-то бетонных ячеек, исчезавших в глубине моря. Переговариваясь на бегу, мы решили, что это плантации мидий, а женщины — сборщицы. Проносясь по склону холма над рощей, мы вдруг увидели поляну.

И, не сговариваясь, бегом вернулись за девицами. Едва мы забрались в палатку, как резко стемнело, будто на поляну обвалились все ночи мира. И тут же вслед за тьмой обрушился ливень, потоп, прорезаемый молниями, — они били непрерывно, совсем рядом, почти перед входом в палатку. Сквозь приоткрытый полог — во вспышках — лишь мерцающее полотно дождевых струй.

И вдруг мы втроем замерли. Из этой стены воды возникли две черные бродячие собаки.

Сделали несколько шагов к палатке. Остановились в шаге от входа. И посмотрели нам в глаза. Миг — и также — целиком — они исчезли в стене дождя.

Это произошло за одну вспышку молнии. Мы оцепенели — не столько от вида собак, сколько от одинакового чувства, коснувшегося всех нас. Даже не чувства — будто кто-то отчётливо и беззвучно прошептал каждому из нас:

Они появились проверить, что вы уже здесь.

Что вы остановились там, где следовало. Будто некто или нечто давно ожидало нас. И оно хотело, чтобы мы нашли именно эту поляну. Обсудив это невозможное чувство, мы обнаружили спокойствие и ощущение полнейшей защищенности.

И задрыхли без задних ног.

Даже Ола ни разу не проснулась за ночь. Утро было неизмеримым, на разрыв сердца — солнечным, райским, птичьим.

Нас окружали акации и маслины в цвету. Златовласка смотрела на всё распахнутыми синими своими длиннющими — до виска — глазами, и только и могла — щуриться и улыбаться всему этому сиянию, кормя Олу грудью.

Слышалось море. С ближайшего пригорка оно открывалось внизу, под ногами. Скалы вперемежку с бесчисленными террасами, оранжеватыми и золотистыми глиняными откосами, мысы, утёсы, серебристо-фисташковое марево маслин. И это здание на бетонной площадке — никакого следа странных вчерашних женщин и уходящих под воду бетонных ячеек с мидиями…

Мы с Мараткой очумело уставились друг на друга.

— Какая нахер фабрика мидий?!! — нервно хихикнул Марат. — Где?!

Мда-а…. Я вспомнил, что мне снились эти древние квадратные бетонные ячейки, уходящие в толщу воды, как сетка меридианов и параллелей на глобусе. На северном острове. На побережье тусклого северного моря. И мы все жили там в опрятных бараках — мы были ссыльными, и только-только закончили свой нескончаемый срок принудительных работ. И мы были уже свободны. Но медлили и оставались ещё в этих бараках, ставших почти родными за много лет. Будто некуда было стремиться — мы почти позабыли, как здесь оказались.

И нам всем некуда было возвращаться.

Кто — мы? Кто — мы все?

Эмигранты из бесконечности.

……………………………………………………………………………………………………………………………………

Все мы — раненые. Кто куда:-), но в основном — на всю голову раненые. Мне нечего здесь добавить. No comments. Посмотрите вокруг.

Посмотрите на себя.

Что с головой? Что за враг там засел?

Кто там на крыше?

Трудно вспомнить. Что-то с памятью.

Дело не в стране, — это со всеми. Везде.

Что-то нас ушибло — очень рано. В детстве?

Мы тормозим, кружим на месте.

Отдалённые последствия черепно-мозговой травмы. О, этот сложнотормознутый синтаксис порядка и отступлений! Сколько он ещё будет разгоняться до медленного газа! Что касается нас, то если что-то нас держало и вело, — то это была только страсть.

Это всё, что у нас было. Ничё, что я без имитации внутренностей рассказываю, ничего? А что рассказывать? — страсть, сплошная страсть стояла, летела, душила, рвала сердце и живот. До звёзд в глазах.

Я без этого рассказываю, не потому что не умею. Не хочу! Дрочение чувств, вязкая смола слов словит всех этих живых — живейших людей! Ровно наоборот — лучше расколошматить вдребезги этот янтарь лживой вечности. И выпустить нас оттуда. Мы нужны нам целиком, — чтобы ускользнуть ещё дальше.