#тыжемать. Белка в колесе

Теория была утомительна, хотя я старательно продиралась через очередные массивы книг. Там присутствовали термины типа «стартовая речь», «лепетные слова», «простые слова», «обобщенные слова», и ко всему этому прикладывались строгие временные рамки. Изрядно вымотанная зубными нормами и вопросами об агукании, на сей раз я уже решила быть проще и забыть о нормативах.

При этом, стараясь быть ответственной матерью, я учила Костю словам. Методика, правда, была далека от прогрессивных. Я просто постоянно показывала и называла ему предметы. Говорила с ним обо всем, что происходит вокруг. Вскоре я убедилась, что и без моих усилий годовалый младенец все знает. Просишь его принести мяч – приносит. Свинку – без проблем, вот она. Паровоз? Сейчас найду. Он еще не называет, но уже отлично понимает. И я отстала от ребенка со своими развивающими методиками.

Были и внезапные слова, которые Костя просто повторял, воспроизводя понравившуюся комбинацию звуков. Например, едем во французском лифте. Люди всё набиваются и набиваются, каждый, разумеется, говорит «пардон». И вот наконец лифт поехал. Костя оглядел великосветское общество и внятно сказал: «Па-а-а-а-адон!» Это была минута абсолютного триумфа. Все восхищались безупречно воспитанным младенцем, спрашивали возраст, восхищались снова. Я не стала, конечно, рассказывать окружающим, что «пардон» носит абсолютно случайный характер. Просто почивала на лаврах.

Я привыкла, что малыш все время болтает. И привыкла постоянно вести с ним диалог. Когда я не могла понять, о чем он говорит, я отделывалась общими фразами: «Ты так полагаешь?», «Неужели?», «Ну и ну!» Судя по тому, что Костя активно поддерживал беседу, его это устраивало. Перелом в наших слегка абсурдных диалогах произошел в год и три. Я усадила Костю в стул, пристегнула, выдала печенье и пошла в ванную. Сделав пару шагов, я услышала строгое: «Ты куда?» Растерялась, повернулась, поискала глазами, кто спрашивает. Кроме меня и малыша, который вопросительно взирал из стула, в комнате никого не было. Смутившись, я пояснила: «В ванную. На минуту». Контакт со внеземной цивилизацией был установлен.

Тебе страшно?

По мере взросления ребенка возникают и новые трудности. Однажды мы болтали на детской площадке со знакомой, и она вдруг спросила: «А Костя боится незнакомых людей?» Я задумалась. Нет, кажется, не боится; стесняется пару минут, и все. Собственно, чего же он боится? Кажется, пока почти ничего. Интересно, а обязательно ли малыши должны бояться? И откуда берется страх у тех, чей жизненный опыт еще совсем мал?

До года малыш живет инстинктивными страхами. Это, скорее, даже не страхи, а такое беспокойство. Грудные дети не любят оставаться без мамы, нервничают от резких звуков. К тому же младенцы считывают наши эмоции и негативно возбуждаются от ссор и плохого настроения кого-то из близких. Ребенок не пугается в привычном смысле этого слова, но начинает кукситься, плакать, капризничать. Зато в остальном он безупречно отважен.

Наблюдая за Костей, я пыталась понять, чего же он, собственно, боится. Искала какие-то оттенки в плаче, общих реакциях. Например, ночью он иногда просыпался в слезах, и я понимала, что ему приснилось что-то неприятное. Но в целом я не замечала в нем каких-то конкретных страхов.

Он с малого возраста легко и без переживаний умел оставаться с папой, без мамы. Не обращал внимания на резкие звуки. Однажды мы с ним оказались рядом со зданием, на крыше которого вдруг заработала сирена гражданской обороны. Я от неожиданности выронила пакет с покупками. А ребенок продолжал невозмутимо грызть свой сандалик. По-настоящему испугался он, кажется, лишь дважды: заводного кальмара, запущенного к нему в ванну, и паровоза на батарейках, который ехал и дудел. При этом в выключенном состоянии и кальмар, и паровоз были его лучшими друзьями, а прочие движущиеся и гудящие игрушки его ни капли не пугали.

Когда я сказала, что с трудом понимаю, о каком страхе может идти речь применительно к малышу, моя подруга со мной не согласилась. «Некоторые дети боятся взрослых, это факт, – возразила она. – Если им показать страшные картинки, могут испугаться до слез. Мой ребенок еще и от громких звуков вздрагивал. Просто обычно мама всегда рядом, а это такой гарант, что можно не волноваться».

Я спросила подругу Яну, чего боится ее малыш. Выяснилось, что футбольного мяча и моря. Причем если страх моря она может объяснить одним неудачным купанием в ванне, то чем так страшен футбольный мяч, понять не может никто. Мы с Яной пришли к выводу, что либо у наших детей недостаточно развито воображение, либо у нас растут дерзкие наглые пацаны.

Я еще поспрашивала друзей. Оказалось, что до полутора лет большинство малышей пугается вполне конкретных вещей: гусей, некоторых заводных игрушек, морды зайца на резиновом круге, отдельных предметов бытовой техники. Многие боятся незнакомых, а иногда – даже некоторых близких. Причем мамы, как правило, не понимают, чем эти люди или игрушки отличаются от других.