Два раза в неделю молодая учительница естествознания занимается в библейском кружке, в котором наряду с другими состоит военный священник, приписанный к Бардуфосской авиабазе. Члены кружка изучают не только Священное писание, они читают и обсуждают труды Сёрена Кьеркегора, Карла Ранера, Тейяра де Шардена, Мартина Бубера и других актуальных серьезных авторов. Кроме того, Линда Хюсэен по собственному почину возглавляет христианскую группу при школе. Эта группа давно захирела, но теперь сразу же обрастает новыми членами. В начале октября молодой военный священник приглашает ее на осенний бал. Для христианской среды это смелый шаг, даже великий грех; напрашиваются всяческие аморальные мысли. Но священник был просвещенным современным богословом, на особенности норвежского лютеранства смотрел критически. Да и сама Линда Хюсэен не считала, что вера в Иисуса Христа из Назарета как в Спасителя требует, чтобы она во всем блюла образ жизни мелких крестьян норвежского Запада, как ни тесно она была связана именно с ними и родством, и симпатиями. С открытой радостью она приняла приглашение и в сопровождении священника явилась в офицерский клуб авиабазы — такая же неприметная, как если бы тропический цветок из дождевых лесов Амазонии вдруг пробился сквозь тундру и как ни в чем не бывало продолжал цвести в сумерках надвигающейся полярной ночи. Она танцевала вальс-бостон с не скрывавшим своей гордости командиром эскадрильи. Изящно и благопристойно кружили они по залу, оттесняя другие пары в тень у стены, к зрителям у декоративных обоев. И, танцуя с комэском, чуть касаясь левой рукой шершавой ткани мундира, Линда Хюсэен впервые увидела его. Свежеиспеченного лейтенанта. Из тени, из пышного узора крупных роз на обоях на нее смотрели светлые глаза Алфа Хеллота. Глаза, которые она видела раньше, и они ее видели, давным-давно, в политом дождем и удобренном марганцевым суперфосфатом цветущем райском саду.
В последующие дни осень все более острыми ногтями кромсала биологию, что была для Линды Хюсэен и профессией, и хобби. Взялась пальцами, покрепче ухватилась всей рукой и надолго зажала голую землю в морозных тисках. Мороз опалял травы злым гололедом, свирепое пламя стужи выжигало черные проплешины на земле. В открытых ранах на этом пожарище виделись Линде Хюсэен глаза, которые смотрели на нее из чащи обойных роз в офицерском клубе. От холода они вздувались огромными ледяными нарывами, блестевшими в лучах низкого солнца. Линда утратила равновесие. Она постоянно вынуждена делать усилие над собой и сосредоточиваться, чтобы не поскользнуться и не упасть. А морозная стынь окружает ее все более плотной стеной, и с каждым днем все раньше темнеет. Их представляют друг другу на вечере у священника. Адам и Ева спустя миллион лет после изгнания из детства. Хозяин дома, которому они обязаны знакомством, — молодой человек, ценитель кулинарных тонкостей и доброго застолья. С кухни доносится аромат цыпленка в заграничном вине, когда они впервые здороваются за руку и говорят:
— Линда Хюсэен.
— Алф Хеллот.
— Очень приятно.
— Мне тоже.
Можно садиться за стол.
Сверх того что священник обладает интуицией, он попросту хороший человек, а может быть, одно обусловлено другим. Он пригласил не только Линду и Алфика. Четвертым колесом повозки была подруга по походам, учительница музыки. Угощение вкусное, вино изысканное, цыпленок сочный, беседа суховатая.
Собственно, этим все и ограничилось. Ничего существенного не было сказано, ничего примечательного или таинственного не произошло, гости рано встали из-за стола, Линда и Алфик сказали спасибо и до свидания.
На другой день выдался последний золотистый час, горбушка полуночного солнца прокатилась вдоль горизонта, после чего вовсе исчезла за острым краем земли. Страна погрузилась во мрак, и мрак этот нарастал и густел над окоченевшей землей. Больше солнце не показывалось. Не встречая отпора, мороз теснил темнотой золотистые отсветы в небе. Волна мрака, вздымаясь, накрыла весь край. Под этой волной необозримые дебри тянулись к свету, простирались на север к мраку. У полюса.