У

- Пускай так. Я предлагаю прекрасно сделанный аппарат, чудесную материю в две тысячи триста восемьдесят восемь рабсил, готовых хоть сейчас для выставки и пробы труда, надо вывести только смысл наименования. Касательно же вашего утверждения, что я боюсь Лебедевых,- они, пускай, грубияны и вообще готовы для пули, то я племянников своих, Осипа и Валерьяна, реко-мендую вам познакомиться короче, вооружил финками, кроме того, разве мало способов заиграть вредную личность, будь их и пятеро.

Вязкие грязные соображения внезапно шевельнулись во мне: а если Черпанов направил Савелия Львовича испытать меня, если он тащит меня к тому, чтоб я проявил малодушие? Взвол-нованность его, искательство и то, что он покорно выслушивал мои оскорбления, убеждали в противном, но я не мог отцепиться от своих соображений, они плелись за мной, кисли во мне,особенно странное появление этой цифры 2388 рабсилы,- я чувствовал себя уходящим в какое-то топкое дупло, в какую-то болотистую вымоину... или я устал слоняться туда и сюда по коридору... как бы то ни было, выморенным голосом я сказал ему:

- Припоминается мне по этому случаю... был он настолько вежлив, что когда знаменитый человек посетил его и стал коротко обходиться с его супругой, то он, сидя на диване, притворился спящим. Брат жены, воспользовавшись случаем сна, потащил со стола, возле дивана, деньги. Он вцепился ему в волосы, сказав свирепо: "Неужели ты думаешь, идиот, что я сплю для всякого?" Про него же говорят, что, когда жена упала с порога, грохнув блюдо и жареную курицу в пыль, он заключил: "Так-то и я могу носить".- "Можешь-то можешь,- ответила жена,- но поскольку ты увидал это от меня!"

Когда я отделился от колонны, чтобы идти к себе, Савелий Львович исчез. Еле-еле, полусон-ный, добрел я. Доктор спал на спине, правая ладонь его уткнулась в левое ухо, у изголовья лежал лист бумаги. Я прочел: "Разбудите в 11. Выезжаю завтра Негорелое". Я горько ухмыльнулся. Как и что теперь мне ему сказать?

Ну и нагрузка - секретарь большого человека!