У аборигенов Океании

Однако я тут же забыл о цифрах. Мое внимание привлекли работницы плантации — исключительно молодые девушки, совершенно обнаженные, если не считать сакраментальной сетки на лбу, нескольких бисерных (европейских) браслетов и маленьких травяных передничков, заменяющих фиговый листок. У этих весьма миловидных даже на европейский вкус девушек были длинные, стройные ноги и красивая грудь. Стах фотографировал их, не скупясь на крупные планы. Особый интерес он проявлял к стройной Таите. По его словам, исключительно потому, что она одна собирала кофейные зерна в плетеную корзину, тогда как все остальные клали их в обыкновенные тазики. Следует признать, что эти эмалированные «продукты цивилизации» немало портили живописную картину, которую представляли занятые работой женщины.

В деревню мы возвращались все вместе, успев уже подружиться, и осмелевшие девушки охотно позировали теперь перед кинокамерой.

В тот день мы так и не отправились на промывку золота, а до самого вечера наблюдали за незатейливой жизнью деревни. Женщины были заняты главным образом приготовлением пищи; пожилые мужчины жевали бетель, смешанный с известью, и выстругивали какие-то палки, назначение которых нам было непонятно. Вскоре появилась молодежь, возвращавшаяся с золотоносного ручья. Добыча оказалась весьма мизерной: по десятку-другому крупинок золота в маленьких аптекарских пузырьках.

Наше участие в общественной жизни деревни ограничивалось дружественными жестами, несколькими словами на языке «пиджин» и сигаретами, которыми мы угощали местных жителей. Взамен нас потчевали испеченными в золе клубнями батата кау кау, а также кашицей какого-то неопределенного вкуса. Впервые в жизни я попробовал бетель с известью, преподнесенный мне в разукрашенной тыкве вождя. Должен признаться, что он не доставил мне никакого удовольствия, скорее наоборот.

Нам показали затем несколько великолепных черно-белых плюмажей из перьев попугая. Мы слушали также концерт, исполненный на бамбуковых дудках. Диву даешься, что из этого примитивного инструмента можно извлечь столь нежные звуки.

Когда наступил вечер, лулуаи сперва произнес речь, а затем позвал двух девушек и дважды посылал их куда-то. По его жестам мы догадались, что он приказал им прибрать две хижины. Когда наступило время идти спать, вождь лично проводил нас в хижины и на прощание предложил, как мы поняли, чего-нибудь закусить (я разобрал повторявшиеся в разных интонациях слова «каи каи»).

Действительно, через несколько минут в хижину явилась девушка и поставила передо мною деревянную миску с горячим картофелем. Мы начали счищать с него кожуру…

На следующий день сын вождя проводил нас к золотоносному ручью. Прогулка оказалась не из легких. Глинистая почва, множество подъемов и внезапных спусков, увы, на собственных брюках — все это доставило нам немало неприятностей. Наш проводник глядел на нас, увальней, слегка посмеиваясь; сам он отлично удерживался на босых ногах. Наконец на дне котловины показались люди. Мы прибыли на место.

Золотой прииск оказался чрезвычайно примитивным. Длинная бамбуковая труба, подводящая воду, и устройство, напоминающее гидромонитор для размыва вязкого грунта. Островитяне, по колено испачканные илом, работали не щадя сил. Вода отваливала пласты липкой породы, перемешанной с мелким гравием. Затем в ход шли лотки и сита — элементарные орудия золотоискателей. Трудолюбивые руки месили землю, удаляли камни. Курчавые головы склонялись над тонким слоем ила, остававшимся на дне сит. Острые глаза долго и тщетно выискивали тускло блестевшие крупинки. Мы терпеливо ждали с кинокамерой наготове не столько, пожалуй, появления первой крупинки золота, сколько реакции счастливца. Но диво это свершилось без какого-либо видимого энтузиазма. Золотая крупинка просто очутилась в пузырьке, а ее владелец склонился над следующим ситом. Весь интерес у пас сразу пропал. Мы поспешили выкарабкаться из глубокой котловины и направились обратно в деревню.

На полпути нас настиг ливень. Укрыться было негде, и оставалось лишь со стоическим спокойствием продолжать путь. Спешить было незачем. Через минуту мы все промокли до нитки. Я чувствовал себя так, как будто оказался в бассейне фонтана перед Дворцом культуры в Варшаве.

В деревне мы вновь поели кашицы. Единственное ее достоинство состояло в том, что она была горячей. Не оставалось теперь ничего другого, как снять мокрое белье и укрыться под пальмой.

С блаженством надеваю свитер на голое тело. Оказалось, что в деревне нет ни радио, ни света, ни кафе (хотя есть кофе!). Даже в очко и то нельзя поиграть: иметь карты на Острове запрещено. Есть лишь мокрая от дождя площадка-гумно, на которой валяются черные, косматые свиньи. Безрадостна жизнь в Нагорье!