Фил моментально отстранился, выпустив меня из рук, и я чуть не осела по стенке, лишившись пусть болезненной, но все же опоры. Он снова в ярости мерил гостиную шагами, словно пытаясь избавиться от той злой, опасной энергии, которую был готов выплеснуть на меня но, кажется, передумал. Он сделал круг по комнате, остановился напротив и, уставившись мне в глаза тем же диким взглядом, спросил:
– Он что-то с тобой сделал?
А вот на этот вопрос у меня не было ответа.
Нет, он был. Питер со мной что-то сделал. Но стоило ли о таком рассказывать Филу, я не понимала. Не приведет ли его мой рассказ в еще большую ярость? Может, потому я и забыла отчитаться о свидании? Может, я просто не хотела, чтобы он узнал?
Отвечать не понадобилось. Кажется, ответ Фил прочитал на моем лице. Снова схватил меня за плечи так крепко, что я подумала: обязательно останутся синяки.
– Сделал, – сказал он, теперь утвердительно.
Наверное, следовало что-то сказать, но я лишь сжалась у него в руках, словно стараясь спрятаться, занимать как можно меньше места. И все-таки под его требовательным взглядом не ответить ничего я не могла и испуганно кивнула. Никогда еще я не чувствовала себя настолько беззащитной.
Впрочем, не так. Перед Филом я всегда чувствовала себя беззащитной, с самого первого мгновения, когда мы столкнулись. Но сейчас, в этом дурацком розовом халате (ничуть не сексуальном, полинявшем и старом), в пушистых тапочках и с мокрыми волосами я была уязвимой вдвойне и втройне.
И я сделала то, чего никак не ожидала от себя, и то, чего делать точно не стоило, но вряд ли в тот момент я могла соображать, что стоило, а что не стоило делать.
Привстала на цыпочки, ухватившись за лацканы пиджака, и поцеловала Фила прямо в изогнутые от гнева губы.
Сначала едва коснулась, а потом, испугавшись, что он снова скажет мне какую-нибудь гадость, продолжила поцелуй, словно рассчитывала, что он никогда не закончится, и нам не придется говорить.
В первое мгновение Фил замер от неожиданности, а потом ответил – напористо и жестко. Врываясь языком в мой рот, почти насилуя. Это был поцелуй-пытка, поцелуй-наказание. Сильные руки сомкнулись у меня за спиной, Фил вжимал меня в себя так, что не хватало воздуха, я боялась задохнуться, а он словно и хотел, чтобы я задохнулась.
От этого поцелуя у меня моментально снесло крышу. Ноги сделались ватными, каждое движение, каждый вздох Фила сладко отзывались где-то внизу живота. Ничего не существовало вокруг, только терпкий, сладковатый запах туалетной воды, сигар и виски, только жадные губы и сильные руки.
Я бы не смогла оторваться от его горячего рта, даже если бы речь шла о жизни и смерти. Так и умерла бы, плавясь в руках Фила. Но он отпустил меня сам, заглянул в лицо – диким, потемневшим взглядом.
И ничего не сказал.
Я тоже молчала. А что мне было говорить? «Извини, я не это имела в виду»?
Фил первым отвел взгляд и тронул мои пальцы. Весь его воинственный пыл, кажется, разом куда-то делся. Он уже не был зол, а был… Не знаю. Теперь я понимала его меньше, чем когда-нибудь.
Осипшим голосом Фил сказал:
– Ты совсем замерзла.
На самом деле нет. В гостиной было очень тепло. А то, что пальцы ледяные… У меня почти всегда так. От страха, возможно, немного холоднее.
Спорить я не стала. Сейчас, когда мы больше не играли в странную игру – кто кого сожрет – я стала чувствовать себя совсем неловко. Ведь я это начала. А он – остановил. Дура! Какая же я дура!
Фил подвинул кресло поближе к камину, усадил меня и накрыл пледом. Спрятавшись под теплой шерстяной тканью, я чувствовала себя куда более защищенной. Он достал из бара бокал и плеснул туда янтарную жидкость. Я поморщилась, и когда он протянул напиток мне, отказалась. Хватит с меня на сегодня!
– Может, горячего чаю? – предложил Фил.
Я замерла в нерешительности. С одной стороны, чай бы не помешал, с другой, мне не хотелось его о чем-то просить. Он, видимо, разгадал причину моих колебаний, поэтому больше не спрашивал:
– Значит так, сейчас ты выпьешь чая, успокоишься и расскажешь мне, что случилось.
Я снова зябко поежилась, и ни камин, ни плед тут бы не помогли. Рассказывать Филу о том, что было на крыше, я точно не хотела. Но, кажется, он не из тех, кому есть дело до чужих желаний.
Горячая чашка согревала ладони, плед окутывал сонным уютным теплом. Спросите кого угодно, и он скажет: чай с гвоздикой и корицей, мягкий шерстяной плед, камин, а еще и мужчина рядом, особенно если он заботливо оборачивает твои ступни тем самым пледом, – очень романтичная картинка. Она не имеет ничего общего с заговорами и убийствами.
Мне и самой бы хотелось в это верить. Но не получалось.
– Если ты смущаешься, я не буду на тебя смотреть. Но ты рассказывай, – теперь он улыбался. И даже выглядел довольным.
Фил уселся на мохнатый ковер у самого кресла и демонстративно развернулся ко мне спиной. Ну надо же! Какая деликатность… Особенно, если вспомнить, что наше знакомство началось с того, что он залез ко мне под юбку, а потом заставил раздеться на его глазах, а потом ласкал, где хотел и как хотел…