У черты заката. Ступи за ограду

— Пико, ты уверен, что он будет сегодня в «Критериуме»? В котором часу? А если он туда не придет, где можно его найти, хотя бы по телефону?

— Да будет он там, сказано тебе. — Пико посмотрел на нее изумленно. — Эрнандо сказал, что он приедет в редакцию часов в восемь и останется до десяти-одиннадцати. Что с тобой делается, Дорита?

— О, ничего…

Господи! Еще несколько часов — и все будет кончено… Сегодня ночью она наконец уснет спокойно, а завтра… завтра все должно стать совсем иначе, ведь падре Франсиско не может ей не помочь — он, ее духовный наставник, ее второй отец…

Она подняла ресницы, и впервые за эти дни ее лицо осветилось слабой улыбкой.

— Ничего, Пико, не обращай внимания… У меня были неприятности, я не могла справиться с ними без падре. Ты не можешь себе представить, как это удачно, что он приехал…

Ей стало стыдно за свой недавний раздражительный тон. Чтобы загладить вину, она спросила как можно более заинтересованно:

— Ну, а у тебя что нового, Пико?

— Да ничего… — мотнул тот головой, старательно жуя. — Масса работы… Экзамены на носу, ничего не готово. Статья не клеится. Вообще гнусно все до предела. Вчера видел Освальдо — они с Рамоном тоже решили смываться — и невольно позавидовал. Хотя в принципе считаю, что эмиграция — не выход…

— Освальдо? — рассеянно переспросила Беатрис.

— Ну да, Лагартиха — с нашего курса. Я тебя однажды познакомил с ним в ассоциации. Длинный такой, с унылой физиономией, а Беренгер — толстяк, настоящий Панса. Их так и зовут — Санчо и Дон-Кихот. Ни шагу друг без друга, теперь вот и в Монтевидео собрались вместе…

— Им выдали паспорта? Как странно.

— Да никаких паспортов у них нет — смываются нелегально. Освальдо считает, что здесь делать уже нечего, поскольку легальные методы борьбы ничего не дают. Не знаю, может, он и прав…

Беатрис снова придвинула к себе вазочку с кремом.

— Беренгера я знаю, — сказала она. — Лагартиху не помню, а Рамона видела не так давно у Линдстромов. Норма еще сказала, что он — коммунист.

— Чепуха, Освальдо куда левее.

— Правда? — Она зачерпнула ложечкой немного крема и нерешительно поднесла к губам.

— Во всяком случае, все время кричит о необходимости «прямого действия»… Троцкистская, в сущности, позиция.

— Как интересно. — Беатрис лизнула крем, отодвинула вазочку и принялась вытирать пальцы бумажной салфеткой. — Какого же действия он хочет?

— Понятно какого! — Пико вскинул над столом руку, словно прицеливаясь из пистолета, и дернул указательным пальцем. — Освальдо рожден быть террористом.

Беатрис не слышала, что он сказал, вернее — слышала, но смысл до нее не дошел. Ей вдруг стало страшно. То ли падре Франсиско не сможет принять ее сегодня вечером и снова уедет, так и не оказав ей никакой помощи, то ли случится какое-нибудь другое несчастье. Беатрис почувствовала, что не может оставаться на месте, ждать и ничего не делать. Если бы можно было увидеть его сейчас, не дожидаясь вечера!

— Пико, никак нельзя поговорить с падре раньше, днем? — умоляюще, словно от него зависело предоставить ей эту аудиенцию, спросила она.

— Не думаю… Нет, конечно, он сегодня собирался быть у монсеньора и в курии, — где же ты будешь его ловить? Да потерпи до вечера!

Конечно, до вечера придется ждать, Беатрис посмотрела на свои часики, потом оглянулась на большие настенные. Нет, те и другие показывают одинаково — пять минут третьего. Еще шесть часов.

— Мне нужно уходить, Пико. Ты остаешься?

— Да, мы тут договорились встретиться с одним парнем… — Пико тоже посмотрел на часы. — Он обещал прийти в два, верно, опоздает. Это насчет студенческого общежития для центроамериканцев… Тут сейчас много ребят с перешейка, мы хотим устроить для них что-то вроде приюта, а то они…

— Прости, Пико, я спешу. — Беатрис поднялась, застегивая плащ. — Всего хорошего. Звони мне…

— Ладно, как-нибудь звякну. Счастливо, Дорита, поправляйся.

У кассы она подала контрольную карточку, уплатила выбитую на ней сумму и вышла на улицу. Погода не улучшалась, небо было таким же темным, резкими порывами дул с Ла-Платы холодный и сырой восточный ветер, бросая в лицо мелкие дождевые брызги. Еще и эта погода, словно нарочно… Как рано наступила в этом году осень — только начало марта, а уже… Впрочем, хорошая погода до настоящей осени еще вернется…

Дойдя до «Гельвеции», старейшего кафе столицы, ржавая вывеска которого традиционно не подновлялась со времени первых президентов, Беатрис свернула за угол, мимо бронированного входа в штаб Национального антикоммунистического командования[47]. Да, погода может еще улучшиться. А вот как будет с нею… Невозможно представить себе, что еще неделю назад все в ее жизни было иначе. Было солнце, тепло, была радость, и очень много хорошего было впереди. Она поежилась и туже затянула пояс плаща, ниже надвинув капюшон. А в Кордове… Как хорошо было ей там в ту последнюю неделю перед праздниками…