У черты заката. Ступи за ограду

В ее комнате было холодно, из-под неплотно прилегающей двери на балкон сильно дуло. Дрожа, Беатрис разделась, запахнула на себе теплый халатик, натянула на ноги колючие шерстяные носки и свернулась на постели, укрывшись теплым индейским пончо, когда-то присланным отцу одним почитателем из Сальты. При всей ее любви к старому дому, в такую погоду она положительно его ненавидела. С мая по сентябрь он превращался в настоящий холодильник: ни одна дверь плотно не прикрывалась, из окон дуло, в роскошных когда-то каминах можно было сжигать уголь целыми тоннами и все равно дрожать от холода. Жилые комнаты кое-как отапливались переносными керосиновыми каминами «Вулкан», которые требовали неусыпного надзора и при малейшем упущении надолго отравляли воздух въедливым чадом. В позапрошлом году, когда доктору Альварадо удалось издать в Чили одну из своих работ, он пригласил специалиста и поручил ему составить смету на проводку центрального отопления; оказалось, что стоимость его не покроется и тремя такими гонорарами.

Пришла мисс Пэйдж с подносом. Беатрис выпила крепкий, по-английски, чай, проглотила какие-то таблетки и снова легла, укутавшись поплотнее. Ей стало тепло, началась дремота. «А вдруг просплю?» — мелькнула в голове тревожная мысль. Она встала, чтобы завести будильник, но его на столе не оказалось. Беатрис обвела глазами комнату и вспомнила, что будильник вчера брал отец. Плотнее завернувшись в халатик, она вышла в коридор.

В комнате отца, сумрачной от темных корешков книг, было еще холоднее. Будильник стоял на заваленном бумагами столе. Беатрис взяла его и машинально поднесла к уху; взгляд ее упал на развернутый лист какого-то письма, наполовину торчавший из-под пресс-папье. «…При нашей последней встрече, уважаемый доктор, я подробно информировал Вас о положении дел на факультете и сообщил о наличии нескольких изолированных пока групп демократически настроенной молодежи, могущих если не слиться полностью, то во всяком случае действовать в нужный момент вполне координированно. Сейчас я хочу еще раз подтвердить Вам мое глубокое убеждение в том, что подобные студенческие центры могут стать основным гражданским ядром освободительного движения в Кордове. Человек, которому поручено доставить это письмо, дополнит его устными…»

Беатрис прочитала это, держа у щеки маленький тикающий будильник, и только здесь сообразила, что читает чужое письмо, и к тому же секретное. То, что отец участвует в антиправительственном заговоре, даже не поразило ее сейчас — это было как-то слишком далеко от нее, чтобы об этом думать. Она подняла брови и вышла из комнаты. Уже в коридоре она забыла и о письме, и о заговоре.

Вернувшись к себе, она завела будильник на семь тридцать, поставила на тумбочку у изголовья и снова свернулась в клубок, натянув на уши пончо.

— Падре Гальярдо у себя, сеньорита, — вежливо и холодно сказала элегантная пожилая секретарша, — но он занят и никого не принимает. Он назначил вам на сегодня?

Беатрис сделала беспомощное движение:

— Нет, я… Мне абсолютно необходимо видеть падре, поймите… Если бы вы были так добры сказать, что его хочет видеть Дора Беатрис Альварадо… по совершенно неотложному делу… Я уверена, что падре не откажет…

— Вы дочь доктора Альварадо? — спросила секретарша, чуть приподняв брови.

Беатрис судорожно кивнула;

— Хорошо, я спрошу у падре…

Секретарша собрала бумаги и вышла, указав Беатрис на кресло. Та осталась стоять, комкая перчатки. «Помоги же мне, — крикнула она мысленно, обращаясь к своей небесной покровительнице, — помолись за меня… Sancta Beatrix ora pro me…»

— Падре Гальярдо примет вас, — более любезно сказала вернувшаяся секретарша. — Разденьтесь, пожалуйста… Повесьте плащ сюда.

Беатрис сняла плащ.

— Сюда, сеньорита, вторая дверь направо.

— Благодарю вас.

Перед дверью она остановилась, охваченная вдруг волной смятения. «Что я скажу?» — подумала она в ужасе и постучалась.

— Войдите, — отозвался знакомый ей энергичный голос.

— Добрый вечер, падре, — едва слышно сказала Беатрис, входя в кабинет.

— Ага, это ты…

Падре Франсиско Гальярдо сидел за заваленным бумагами столом, быстро печатая двумя пальцами на маленькой портативной машинке. Его гладко выбритое лицо с умными, чуть насмешливыми глазами за квадратными стеклами очков на секунду обернулось к вошедшей.

— Так это ты, Дора Беатрис… — повторил он, снова отворачиваясь к своей работе. — Очень рад, что ты наконец сочла нужным заглянуть к своему духовнику…

— Вас не было, падре.

— Да, но до отъезда я тоже долго тебя не видел. Сейчас я окончу, и мы сможем побеседовать. Садись.