У черты заката. Ступи за ограду

Как это бывает часто, сон мгновенно забылся в самый момент пробуждения; это смягчило страшный шок перехода к действительности. Помня только, что еще секунду назад переживал что-то сказочное, Жерар вскочил с неистово колотящимся сердцем, обводя комнату непонимающими глазами.

Близился рассвет, ночные тени еще прятались по углам, но из открытого окна вместе с шелестом просыпающихся деревьев уже вливался в спальню холодный свет осенней зари. Чистое голубовато-стальное небо обещало солнечный день — первый за всю неделю.

Жерар сбросил ноги с кровати и сел, согнувшись и потирая ладонями колючие щеки. Постепенно он вспомнил все — весеннее утро в Камарге, Беатрис, ее глаза и то необычайное, немыслимое ощущение полного счастья, какое бывает только во сне. Оцепенев, он долго сидел так — небритый, в измятой пижаме, тупо уставившись в одну точку. Потом встал и подошел к окну.

Окно выходило на восток. Где-то впереди, за деревьями, лежал Буэнос-Айрес, тихая улица Окампо, старый дом в плюще и глициниях за ржавой решеткой с коваными вензелями. Там, очевидно, спят. Солнце еще не встало, сейчас его первые холодные лучи окрашивали кровью тяжелые волны Атлантики далеко на востоке.

Он повернул голову — и вдруг замер, забыв обо всем. Чуть левее, в просвете между двумя высокими эвкалиптами, лежала огромная голубая звезда, переливающаяся неземным огнем. Она именно лежала — на верхней кромке вытянутой над горизонтом тучи, словно бриллиант на сером бархате, и ее величина и яркость казались особенно фантастическими в этот предрассветный час, когда одна за другой гасли бледные догорающие звезды в зените. Что это было — утренняя звезда, Венера? Жерар этого не знал, но это было неважно. Он видел голубой алмаз — яркий путеводный огонь, вставший для него над домом любимой. Не отрывая от него жадного взгляда, он в то же время словно внезапно открывшимися глазами видел со стороны себя и Беатрис. Безумец, каким он был безумцем все это время… Да разве она не поймет, разве ее любовь не преодолеет все?

Он пойдет к ней, расскажет ей все — все до конца. Если она любит, она простит. Сбросив с себя проклятие, он придет к ней с пустыми руками, таким же свободным нищим, каким бродил когда-то по Франции, и они повторят этот путь вместе, они еще придут в солнечную Камаргу его юности… Этот сегодняшний сон, эта голубая звезда — это не может быть простым совпадением, это знак, это сигнал судьбы. Судьба звала его к действию, к борьбе за счастье. Неужели он, когда-то сражавшийся в рядах Сопротивления, находивший в себе силу долгие годы грести против течения в искусстве, — неужели сейчас он не сумеет повернуть жизнь по своей воле? Только наваждением можно объяснить, что это не приходило ему в голову до сих пор. Чем он связан? Своей ошибкой? Раскаяние смывало и не такие дела. Если Беатрис его простит, он очистится от всего. Любовью Элен? Но она поймет — иначе нельзя. Что еще его связывает? Чистота Беатрис, боязнь оскорбить ее своей исповедью? Но разве лучше, если она будет продолжать страдать от любви, считая его честным человеком?

Бросив последний взгляд на голубую звезду, Жерар отошел от окна. Скоро она начнет меркнуть, он не хотел этого видеть, он хотел сохранить ее в памяти именно такой — острым алмазом, призывно сияющим на предрассветном небе.

Он прошелся по комнате, прилег на кровать, потом снова вскочил, закурил трубку и принялся ходить взад и вперед, оттягивая кулаками карманы пижамной куртки. Им овладела лихорадочная жажда действия — немедленно, тотчас же. Но сейчас делать было пока нечего. «Терпение, старина», — пробормотал он сквозь зубы, стиснутые на мундштуке. Жаль, что телефонную книгу растерзал Макбет, — можно было бы уже сейчас найти номер и адрес этого адвоката. Фамилия Мак-Миллан встречается здесь не так часто. Впрочем, это несущественно. К десяти часам он приедет в столицу и полистает книгу в первом же кафе. В одиннадцатом Трисс, очевидно, уже будет в бюро. Сегодня ровно неделя, как они встретились. Возможно, они смогут увидеться уже сегодня вечером, после ее работы. Ровно неделя! Семь дней — как он не додумался до всего этого раньше…

Первый луч озарил комнату. Начинался новый день — солнечный день его новой жизни. Стараясь не торопиться, Жерар принял горячую ванну, побрился с особым старанием, позавтракал. В восемь он встал из-за стола, покосившись на замершие, казалось, стрелки, и вышел в сад в сопровождении Макбета. На дорожках лежали прибитые вчерашним дождем желтые листья, мокрый песок хрустел под ногами, над зеркалом пруда дымился легкий туман. Начинающее пригревать солнце блестело и путалось в мокрой зелени, уже тронутой увяданием. Сад, весь светящийся тихой, неяркой прелестью ранней осени, точно желал покрасоваться на прощанье.