«Третий меч»! Слабо учен Дмитрий книжной премудрости. А тут нашел высокое и верное слово. От него, возможно, зависит судьба всех русских земель. А вот ударит ли он, тут у самого Олега сомнение.
Сносился он с великим князем литовским Ягайлой. Тот несет околесицу. Русские земли промеж собой и Олегом, ничтоже сумняшеся*, делит. Легким умом мечтает: прослышит, мол, Дмитрий о Мамаевом походе, сам-де убежит из Москвы в свои дальние северные земли. По правде, извещая Дмитрия о Мамаевом походе, Олег и сие хотел проверить. Чем черт не шутит! А вдруг? Однако первые же вести развеяли зыбкую надежду в прах. Какие там северные земли! После Вожи возомнил, видать, себя Дмитрий вовсе великим полководцем! Стал собирать войско, и главное, успешно.
Вполуха слушает рязанский князь своих советников. Наперед знает, кто и что скажет. Впервой ли? И не первый год он на княжеском рязанском престоле, слава богу – тринадцатый! Ведомо ему, опять же через верных людей, что дома говорит иной князь или боярин. Мало того – говорит! Какие видит сны, и о том известно. Косит глаза на седобородого боярина Федора Глебовича, коий сейчас хает Москву, и лукавая мысль бродит в голове князя Олега.
Приснился старику боярину ноне чудной сон. Рассказал его своей боярыне. Та – доверенной сенной девке поведала. К чему, мол? Девка – своему сердешному дружку. А уж тот… Словом, князь знал ноне же поутру ночной сон боярина. А был он взаправду диковинным.
Сидит будто Федор Глебович в думной палате с иными боярами и ближними людьми. И вдруг сердито обращается к нему Олег Иванович: «Ты что, старый козел, тут делаешь? Тебя кто пустил? А ну вон отседова!» Оторопел Федор Глебович. Открыл было рот, дабы почтительно возразить князю: «Нешто козел я, опамятуйся, государь!» А вместо тех слов вышло: «Ме-е-э!» Руку поднял сотворить крестное знамение против наваждения, глядь, вместо пальцев – козлиное копытце… Закричал что было сил Федор Глебович. И, слава тебе господи, проснулся.
Перекрестившись троекратно и произнося молитву, принял ся опасливо рассматривать руку. Рука как рука. И пальцы на месте. Нету копытца. Позвал, тоже с боязнью – а вдруг козлом заблеет, – свою боярыню, Василису Тимофеевну. И тут, благодарение Создателю, все было по-старому: произнеслись человеческие слова. Рассказал жене омерзительный и загадочный сон. Надо же такому привидеться!
Теперь усмехался про себя князь рязанский мальчишескому искушению. Уставиться бы на боярина Федора Глебовича и спросить грозно: «А ты что, старый козел, тут делаешь? Тебя кто пустил? Пошел отсюда!» Что со старым боярином стряслось бы? Предугадать затруднительно. Чего доброго, помер бы со страху!
Но ничего подобного не говорит, понятно, и говорить не будет Олег Иванович. Так, тешит себя праздной мыслью. Трухляв, как пень, боярин Федор Глебович. И глуп от старости так же. Однако московским пособникам готов перегрызть горло. Ведь есть такие. Здесь же, в думной палате. А за стенами ее – кто сочтет? Тайных более. Боятся его, Олега. Ордынских ханов страшатся. Потому молчат, лукавят. А переменится его, Олегово, али ордынское счастье – кинутся сломя голову к проклятому Митьке.
Хорошо Дмитрию сидеть за лесами в своей Москве. Возвел белокаменную стену заместо сгоревшей деревянной. Отчего бы и нет? Денег хватает у Калитиного внука. Вся их порода, князей московских, такая. Что плохо лежит – тянут сразу к себе. Оплошаешь – силой отымут. Ордынский выход сбирает князь Дмитрий, эва какой великий! Сколь идет царю-хану – ведомо. А сколь оседает в Дмитриевых ларях-подвалах, кому известно? Отсюда стены и храмы белокаменные! Посулы хану, его женам и родичам богаче других. Древнюю Рязань что вспоминать. Нынешний стольный град Переяславль едва отстроишь, глянь – летят ордынцы. То царевич, то мурза какой. Опять красный петух – пожар – мечется над избенками холопьими и его княжескими хоромами. Начинай все сызнова! Легко ли?
Опять краем уха прислушивается князь рязанский к речам своих князей, бояр и иных советников. Лаются, ровно бабы на базаре. Пустое все! Его последнее слово решало всегда. И ноне так будет. А каково оно, его слово? Темно еще и самому князю. По-всегдашнему не хозяин он своей судьбе. Как у Дмитрия московского дела сложатся? Что у Мамая и Ягайлы? Ждет князь Олег своих тайных людей. Известий чает* с нетерпением.
Стукнула легохонько дверь. В думную палату бесшумно, в мягких зеленых сапогах по золотистому бухарскому ковру, входит отрок. Приблизясь к князю, наклоняется к самому его уху:
– Гонец из Коломны…
Вот оно! Олег Иванович отпускает слугу, обращает взор к советникам. Те на князя глядят во все глаза. Скрытен Олег рязанский. Таким уродился, а жизнь доучила. Поэтому молвит бесстрастно:
– Подумайте без меня, братья князья и бояре.
И выходит стремительно, легким своим шагом.