У Дона Великого на берегу

Сам же в ту ночь мучился бессонницей. Шагал мягко по думной палате взад и вперед. Глядел невидящими глазами на оплывающие свечи перед образами. К окну подходил, за коим мерцало ясными звездами черное августовское небо.

Так-то все и сыпется из рук. Казались куда надежны Алексей и Гришка Хряк. Вернее не сыщешь! А дошло до дела… Один, что попроще да почестнее, косит глаз на Москву. Другой – похитрее и вороватее – не иначе, наладился в Орду. Поживой запахло! Мало кто верит в победу Дмитрия над Мамаем. Правитель Золотой Орды не князек опрометчивый Бегич.

И, подобно двум его тайным людям, Лешке и Гришке Хряку, идет размежевание среди рязанцев: кто делает ставку на Дмитрия московского, кто на Мамая. Ну а с ним, Олегом, кто? Трухлявый боярин Федор?

Горечью наполнилось сердце князя рязанского.

Правду говорил великий князь московский о трех мечах. Умен Дмитрий, как ни крутись.

Крепки еще руки, держащие меч! Остер он, этот меч. Тяжел… Пущенный в битву в нужный час, многое может свершить, переменить многое!

Глава 10 У Дона великого

Коли глядеть из Коломны в южные земли, туда, где за Окой-рекой простирается Дикое Поле, слева в спором дневном переходе окажется стольный град великого князя Олега рязанского – Переяславль.

Великий князь Дмитрий Иванович велел войскам от Коломны взять круто вправо, на запад. Хотел выйти к Дону самым краем рязанских земель, коих вовсе миновать было нельзя. Как бы давая понять Олегу своими действиями: обхожу тебя стороной, избегая вражды. С кем быть – со мной и русскими войсками али с Мамаем и его Ордой – прикинь сам. Воеводам и воинам простым отдал строгий приказ: не трогать ни жителей рязанских, ни добра их, ни живности. Ибо безвинны они в княжеской усобице. «И никто же от тех ратных, идя по Рязанской земле, да не коснется ничему и ничего же да не возьмет у кого!» – таким было повеление.

Начальные люди пересказывали его по-своему:

– Кто хоть на курёнка польстится – голову с плеч!

Иные проворные да шустрые воины и ополченцы роптали:

– По своей земле не ходим столь смирно!

– А тут чья? – спрашивали их.

– Известно, рязанская…

– Иль не русская?

Молчали ловкачи-проворцы. И не оттого, что затруднялись ответом. Многое можно было сказать. Взаимных обид хватало промеж рязанскими и московскими землями. Другое знали: во гневе тяжеленька рука великого князя Дмитрия Ивановича. И воеводы его и начальные люди строги, а когда надо – крутеньки весьма.

Бориска ехал в коннице великокняжеского двора вместе с Васей Тупиком и другими товарищами, крутил головой по сторонам. Того гляди, объявятся места, знакомые по степной стороже.

Великий князь Дмитрий Иванович и лучшие воеводы: Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский, Тимофей Волуевич, Андрей Серкизович и иные – беспрестанно посылали бывалых ведомцев-разведчиков, дабы знать всякий час, где находится враг, и выведать его замыслы у пойманных «языков».

По пути опять множество простого люда вливалось в войско. Радовало это великого князя, воевод и простых ратников. Одна беда – вооружены были чем попадя: кто самодельным копьем, кто топором, а кто дубиной. И такие были! Следовало всех приставить к месту, котлу и, по возможности, дать оружие.

Подлинный праздник настал, когда подмогой пришли князья Андрей Ольгердович полоцкий со своими людьми и с брянской силой – Дмитрий Ольгердович.

Шутили русские воины:

– Прежде мы, дураки, друг друга колотили. Теперь Литва за себя принялась. Чудеса, да и только!

Оба князя, и Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, приходились родными братьями тому самому великому князю литовскому Ягайле, что выступал в союзе с Мамаем и грозил справа русскому войску.

Ларчик открывался просто. В обход старших сыновей, среди коих Андрей с Дмитрием, великий князь литовский Ольгерд завещал свой престол младшему сыну, Ягайле. Оттого люто враждовали братья. Поэтому и пришли старшие на службу к великому князю московскому.

Про Ольгердовичей Вася Тупик сказал:

– Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан!

Но это уж так, для красного словца.

Горячи, отважны были литовские князья. Иной раз до безрассудства. И вой, что с ними пришли, – добрая помощь. Вооружены ладно, хорошо обучены, бывали в сражениях.

Сентября четвертого дня в урочище Березай, что лежало в двадцати трех верстах от Дона, двое воинов степной сторожи исхитрились, словили-выкрали сановитого «языка» из людей, близких Мамаю. Большой, жирный, визжал он, ровно боров, коего ведут под нож. Плевался, ровно верблюд. Поначалу сыпал проклятиями и угрозами. Отказался отвечать на вопросы великого князя.

Да пребывали в великокняжеском окружении на разные лады умельцы. И такие были – самым крепким мужам развязывали языки. Отдали им Мамаева вельможу. Отвели те его в сторонку, отбивался он руками-ногами. Норовил укусить даже. А привели обратно кроткого, точно ягненок. Глазами угодливо хлопал. На все расспросы отвечал поспешно, с готовностью. Поминутно косился на тех ловких, сноровистых людей. Словно спрашивал: довольны ли мною, ребятушки? Ладно ли, милые, говорю?

Те холодными глазами подмигивали, поощряли насмешливо: