У дороги

— Впрочем, и Густа тоже кое-чем поплатилась… Катинка сначала не поняла… она была такая вялая, ко всему безучастная.

И вдруг ее словно озарило, — широко открытыми глазами она уставилась в лицо мадам Мадсен.

— И вот ради такого аспида женщина себя вгоняет в гроб, — сказала мадам Мадсен.

Она помолчала, ожидая, что скажет Катинка. Но Катинка лежала молча. Только две слезинки скатились по ее щекам.

— Ну, ну, не надо, — сказала мадам Мадсен совсем другим тоном. — Я тоже хороша, дура этакая.

И мадам Мадсен удалилась.

— Мария, — сказала Катинка. — Открой занавески, пусть будет светло.

Мария раздвинула занавеси, дневной свет залил постель Катинки.

— Вы плачете, фру? О чем? — спросила она. Катинка повернулась к свету.

— Болит грудь? — спросила Мария.

— Нет, нет, — сказала Катинка. — Мне хорошо. Она плакала беззвучными отрадными слезами.

Потом слезы иссякли, и она лежала неподвижно, с несказанным миром в душе.

Настали последние дни золотой осени. По утрам яркое солнце затопляло кровать Катинки. Она предавалась сладким грезам, и руки ее тихо поглаживали нагретое солнцем одеяло.

— Фру так хорошо выглядит, — говорила Мария.

— Я и чувствую себя хорошо. — Катинка кивала, не открывая глаз, и снова тихо лежала в лучах солнца.

— Завтра я встану, — говорила она.

— А вы и впрямь теперь можете, фру… Катинка обернулась к окну.

— Словно лето вернулось, — сказала она. — Если бы только я могла завтра встать…

Она все время твердила об этом: только бы встать. Спуститься к беседке под бузиной.

— Какая она сейчас, бузина? Листья еще не опали? А розы? А вишни?.. Как она цвела, вишня, в прошлом году…

— Когда фру уезжала, все соседи наварили варенья, — сказала Мария.

— Вокруг было белым-бело…

Катинка все время вспоминала о саде. И каждую минуту говорила:

— Как ты думаешь, он мне позволит, разрешит мне… — Наверно, если выдастся солнечный день…

Доктор не явился, и после обеда Марии пришлось самой отправиться к нему.

Уже стемнело, а Мария все не возвращалась. Катинка лежала, не зажигая света. Она звонила в маленький колокольчик у кровати.

— Еще не приходила? — спрашивала она.

— Да ведь пока она дойдет туда, пока обратно, — говорил Бай.

— Как долго, — говорила Катинка. Щеки ее пылали лихорадочным румянцем.

Она прислушивалась к каждому скрипу двери.

— В кухне открылась дверь, — говорила она.

— Это метельщик.

— А ее все нет, — говорила Катинка.

— Этак ты опять захвораешь, — говорил Бай.

Она притихла, больше не звонила и ни о чем не спрашивала. Потом услышала, как Мария открыла дверь конторы. Катинка с бьющимся сердцем замерла под одеялом, но не произнесла ни слова.

— Что он сказал? — спросил Бай из конторы.

— На полчасика днем можно, — ответила Мария, — если будет солнечно. А хозяйка спит?

— Кажется, да…

Мария вошла в комнату. Катинка лежала молча. Потом спросила:

— Это ты?

— Да, фру, он разрешил немножко посидеть на солнышке, он сказал — в полдень…

Катинка отозвалась не сразу. Потом вдруг взяла Марию за руку.

— Спасибо, Мария, — сказала она. — Ты очень добрая.

— Какая у вас горячая рука, фру…

Ночью у Катинки был жар. Глаза у нее горели, она не могла заснуть. Но Марию она разбудила только под утро.

Мария выглянула из окна на улицу.

— Кажется, будет ясно, — сказала она. — Поглядите, как хорошо, — сказала она.

— Выгляни в кухонную дверь, — попросила Катинка с кровати. — С той стороны всегда набегают тучи.

Но и в кухонную дверь смотрело чистое небо.

— Я сама, я могу сама, — говорила Катинка. Держась за стенки, она шла по прихожей к выходу, на платформу.

— Как тепло, — говорила она.

— Тут ступеньки… Так — хорошо…

Ей было трудно идти по гравию. Она прислонилась к плечу Марии.

— Голова такая тяжелая, — сказала она.

Через каждые три шага она останавливалась и глядела вдаль, на поля и лес. Казалось, солнце высвечивает каждый лист в пестрой листве.

Катинке хотелось дойти до калитки перрона. Она постояла, прислонившись к забору.

— Какая она красивая, роща, — сказала она.

Она поглядела вдаль, на залитую солнцем дорогу.

— Там подальше межевой камень, — сказала она. Потом снова залюбовалась полями, лугами, чистым небом.

— Да, — сказала она, и голос ее был едва слышен, — как здесь красиво…

Мария украдкой утирала слезы…

— Но листья уже облетают, — сказала Катинка. Она повернулась и несколько шагов прошла одна.

Они вошли в сад.

Катинка умолкла. Они спустились через лужайку к беседке.

— Бузина, — только и сказала она.

— Здесь я хочу посидеть, — сказала она.

Мария укутала ее одеялами, и она, поникнув, молча глядела на залитый солнцем сад.

Лужайка была усыпана желтыми листьями с вишневых деревьев, на розовых кустах еще доцветали несколько мелких роз.

Мария хотела их сорвать.

— Не надо, — сказала Катинка. — Жалко, пусть цветут. Так она и сидела на скамье. Губы ее шевелились, точно она шептала что-то.

— Хус, бывало, любил здесь сидеть, — сказала Мария. Она стояла у скамьи.

Катинка вздрогнула. Потом сказала с тихой улыбкой:

— Да, он пришел бы посидеть сюда. Они пошли обратно.

У калитки Катинка постояла немного. Оглянулась в сторону сада.

— Кто будет здесь гулять теперь? — сказала она.