Малыш-Бентсен вышел и взобрался на козлы… Он видел лицо пасторши — она всхлипывала и раскачивалась на стуле в колеблющемся пламени свечи.
Они выехали из ворот и рысью покатили в темноте по дороге — колья ограды проносились мимо них, точно танцующие привидения.
Ларе крепко натягивал поводья.
— Лошади чуют, когда едешь к покойнику, — сказал он. И разговор оборвался. Свет фонарей от коляски скользил по растревоженным кольям ограды.
Бай расхаживал по прихожей из угла в угол, взад и вперед.
— Это вы, — сказал он. — Вы пришли. Ох, как она кричит.
Агнес отворила дверь в контору. Она услышала стоны Катинки и голос сиделки: «Ну же, ну, ничего, ничего». Вошла Мария.
— А доктор? — сказала она.
— За ним поехали, — сказала Агнес.
Она вошла в спальню. Сиделка завела руки Катинки над ее головой. Под одеялами тело больной извивалось от конвульсий.
— Подержите, — сказала сиделка.
Агнес сжала запястья Катинки и тут нее выпустила их — они были в холодном поту.
Руки умирающей судорожно забились о полог.
— Держите же, — повторила сиделка. Агнес снова стиснула руки Катинки.
— А язык, язык… — сказала она. — Скорее ложку! Язык. Катинка обмякла — на полуоткрытых губах сквозь стиснутые зубы выступила голубоватая пена.
Мария выронила ложку, не нашла ее на полу, стала искать другую, держа в руке свечу.
— Голову, — сказала сиделка. — Держите голову. Мария стала поддерживать голову Катинки, сама дрожа всем телом.
— Господи Иисусе… всеблагой Спаситель, — повторяла она. — Господи Иисусе… всеблагой Спаситель…
Агнес прижимала руки Катинки к одеялу.
— Придерживайте голову, — говорила сиделка. Она почти легла на постель, пытаясь просунуть ложку между зубами умирающей.
Вокруг ложки выступила пена.
— Вот так, — прошептала сиделка. — Хорошо. Катинка открыла глаза, огромные, испуганные, и устремила их на Агнес.
Она так и не сводила с нее испуганного взгляда.
— Катинка…
Умирающая застонала и обмякла… Ложка выпала у нее изо рта…
— Сейчас ей полегчает, — сказала сиделка.
Глаза Катинки закрылись. Агнес выпустила ее руки. Женщины сели по обе стороны постели, прислушиваясь к слабому, неровному дыханию умирающей.
— Сейчас ей полегчает, — повторила сиделка. Умирающая забылась дремотой и только изредка стонала.
С дороги послышался шум коляски. Дверь распахнулась, раздался голос доктора. Агнес встала.
— Т-сс! Она спит, — сказала она.
Доктор вошел в спальню и склонился над кроватью.
— Да, — сказал он, — теперь уже недолго.
— Она страдает? — спросила Агнес.
— Кто это может знать, — ответил доктор. — Сейчас она спит.
Доктор и Агнес вышли в гостиную. Они слышали, как Бай расхаживал взад и вперед по конторе. Агнес встала и вышла к нему.
— Что он говорит? — спросил Бай. И опять принялся расхаживать по комнате.
Агнес не ответила и молча опустилась на стул.
— Я не могу поверить, — сказал Бай, — не могу в это поверить, фрекен Агнес.
Он метался взад и вперед, от двери к окну, — снова остановился возле Агнес и сказал, не глядя на нее:
— Не могу поверить, фрекен Агнес. Доктор открыл дверь.
— Скорее, — позвал он.
Конвульсии начались снова. Баю пришлось держать руку Катинки.
Но он ее выпустил.
— Не могу, — сказал он и вышел, закрыв лицо руками. Было слышно, как он рыдает у себя в конторе.
— Оботрите ей лоб, — сказал доктор. Агнес отерла пот со лба Катинки.
— Спасибо, — сказала Катинка и открыла глаза. — Это вы, Агнес?
— Да, Катинка. Это я.
— Спасибо.
И она снова впала в забытье.
Под утро она очнулась. Все сидели у ее кровати.
Глаза умирающей потускнели.
— Бай, — сказала она.
— Я здесь…
— Попроси ее сыграть.
— Сыграйте, — сказал доктор.
Агнес вышла. Она играла, не слыша того, что играет, и слезы стекали ей на пальцы и на клавиши фортепиано.
Катинка снова затихла. Только грудь подымалась и опускалась со свистом.
— Почему она не играет? — вдруг спросила она.
— Она играет, Тик…
— Она уже не слышит… Умирающая покачала головой.
— Я не слышу, — сказала она. — Псалом, — прошептала она, — псалом.
Она снова ненадолго затихла. Доктор считал пульс умирающей, вглядывался в ее лицо.
Вдруг она поднялась и вырвала у доктора руку.
— Бай, — закричала она. — Бай!
Агнес вбежала в спальню. Все столпились вокруг кровати. Бай опустился на колени и зарыдал.
Вдруг все вздрогнули: в открытую дверь конторы застрекотал телеграф — он объявлял о приходе поезда…
Катинка открыла глаза.
— Смотрите, смотрите, — сказала она и приподняла голову. — Смотрите, солнце, — сказала она. — Солнце над горами.
Она подняла руки, снова уронила их, они скользнули вниз по одеялу.
Доктор быстро склонился над нею.
Агнес опустилась на колени у изножья кровати, рядом с Марией, и прижалась лицом к постели.
В комнате слышались только громкие рыдания.
Доктор поднял повисшие руки умершей и сложил их у нее на груди.
— Эй, заснули вы все тут, что ли, Бентсен? — Нескромный спрыгнул на платформу. — Что новенького?
— Она умерла, — сказал Бентсен. Он дрожал как в ознобе.
— Что? О, черт…
Нескромный постоял, окинул взглядом маленькую станцию — она была такой же, как всегда.
Он повернулся и тихо ступил на подножку паровоза.
Поезд скрылся в зимней мгле за далью полей.