У дороги

– Да, да, как только отужинают, я лягу…

Это был день рождения Бая. Катинка не хотела лишать его привычной партии в ломбер. Она уже давно начала упрашивать доктора: она встанет и посидит за столом с гостями, а потом они все равно уйдут играть к Баю и даже не заметят, что она нездорова…

– Всего один день, – говорила она.

– А теперь вам пора домой, – сказал доктор.

– Хорошо. – Катинка встала…

– Позвольте, я помогу…

– Спасибо, это все из-за лестницы, – сказала она. – По лестнице мне трудно.

Ее бедные непослушные ноги еле-еле одолевали три низенькие ступеньки.

– Спасибо, доктор. Там моя шаль… Доктор берет со скамьи синюю шаль.

– Ваша любимица, – говорит он.

На пороге Катинка оглядывается и смотрит на поля.

– Нынче здесь так красиво, – говорит она.

В полдень она попросила принести в гостиную все, что нужно для приготовления салатов. И сама стала резать на маленькой доске свеклу и картофель.

Пришла фрекен Иенсен. Катинка кивнула ей головой.

– Вот видите, на это я еще гожусь, – сказала она. – Что слышно нового? – спросила она. Она откинулась на спинку стула. У нее устали руки– когда она поднимала их кверху, сильно болело в груди. – Я давно не видела ни фру Абель, ни ее дочерей…

– Они ждут, что Барнер получит назначение, – говорит старушка Иенсен.

– Ну да, он ведь подал прошение… Фрекен Иенсен угощают чашечкой кофе.

– Дай мне масла, Мария, – говорит Катинка.

Мария расставляет на столе целую батарею бутылок и салатниц.

– Какая тяжелая, – говорит Катинка, она с трудом поднимает большую бутыль с уксусом. Потом перемешивает салаты и пробует их.

– Нет, – вдруг говорит она и отодвигает салатницы… – Нет, я больше не чувствую вкуса.

Она сидит усталая, закрыв глаза. На ее щеках красные пятна.

– Дайте я помогу вам, – предлагает фрекен Иенсен.

– Спасибо, Мария поможет. Мне, пожалуй, лучше прилечь.

Но до самого вечера Мария то и дело вносит и уносит разные блюда, чтобы Катинка собственными глазами увидела– все ли в порядке. В груди у Катинки жжет, но она приподнимается в постели.

– Пусть все будет так, как привык Бай.

Она заставляет Марию принести в спальню праздничный сервиз, бокалы и столовое серебро, все начистить, протереть и расставить на столе.

Лежа в постели, Катинка считает и пересчитывает тарелки, и глаза у нее лихорадочно блестят.

– Кажется, все, – говорит она.

Она устало откидывается на подушку и трется о нее сухим, пылающим в лихорадке лицом.

– А ложки для грога, Мария, – говорит она вдруг. – Мы совсем забыли про ложки.

– Их можно положить на поднос, который подарил Хус, – говорит Мария. Она вносит ложки на маленьком японском подносе.

– Нет, не надо. – Катинка приподнимается в постели.

– Дай мне его, – говорит она. Она прикладывает горящие ладони к прохладной лакированной поверхности. И тихо лежит, держа в руках подаренный Хусом поднос.

Входит Бай и оглядывает расставленные на столе сверкающий фарфор и бокалы.

– Очень глупо, детка, – говорит он. – Очень глупо– я ведь говорил… Вот увидишь, тебе станет хуже и ты сляжешь… Тик. – Он берет ее за руку. – Да ты вся горишь…

– Пустое, – говорит Катинка и тихонько отнимает руку. – Лишь бы не упустить чего…

Бай разглядывает посуду.

– А компота разве не будет? – говорит он.

– Конечно, будет.

– А где же тогда компотницы?..

– Забыли… Вот видишь, Бай, надо самой входить во все мелочи, – говорит Катинка и откидывается на подушки.

В гости приглашена была «старая гвардия» – как выражался Бай.

– Мы, «старая гвардия», понимаем друг друга с полуслова, – говорил он. – Все свойские ребята.

«Свойские ребята» были трое помещиков во главе с Кьером, четвертым был сам Бай.

Сверх комплекта пригласили еще и Свенсена.

– Душа общества, – говорил о нем Бай Катинке. Катинка никогда не замечала, чтобы Свенсен был душой общества. В ее присутствии он не проявлял себя ничем– только и знал, что полировал ногти и жевал кончики усов.

– Прихвати его с собой, Кьер, – сказал Бай, – пусть будет пятым, с ним не соскучишься.

…Катинка сама открыла дверь в контору.

– Все готово, Бай, – сказала она.

Гости вошли в столовую. На Катинке было нарядное платье с высоким рюшем, подходившим вплотную к ее худенькому, осунувшемуся лицу.

За столом она сидела рядом с Кьером.

Заговорили о ее болезни.

– Вот увидите, зима свое дело сделает… чистый морозный воздух укрепляет силы.

– Морозный воздух, да, конечно.

– Выпьем за это, – предложил Бай. Выпили.

– До дна, – сказал Бай.

У каждого из «свойских ребят» под подбородком была приколота булавкой салфетка. Прежде чем отправить в рот очередную ложку салата под майонезом, они его обнюхивали.

– На оливковом масле, – сказал помещик Мортенсен и засопел.

Перед Катинкой стояла почти пустая тарелка. Из-за болей в груди она сидела совершенно прямо. Когда она пыталась есть, вилка дрожала в ее руке.

– Убери тарелку, Мария, – сказала она.

Подали уток, Кьер предложил тост за здоровье Бая.

– Вот узе у кого золотое сердце, вот уж кто друг так друг. Твое здоровье!

Гости оживились, усердно чокались друг с другом. Заговорили о центрифугах, о новых ценах на рогатый скот.

– А ну, старина, – за удачный год! Бай выпил еще стакан.