И, оттолкнув меня, шагнула к столику братков, сказала громко, по-русски:
– Привет, Лошадь!
Лошадь сидела, побледнев и выпрямив спину.
– Ты не узнаешь меня, курва? – усмехнулась Кимберли. – А Тамбов пересылка помнишь? – От внутреннего напряжения она переводила себя с английского дословно, в именительном падеже.
Лошадь искоса глянула на братков, и те стали медленно подниматься – они, я понял, были ее телохранители.
Я ринулся к этому столику.
Но Кимберли опередила и меня, и братков, и вышибал ресторана, которые уже спешили сюда, к месту события. Откинув сначала голову со своей рыжей копной, она затем вся качнулась вперед и смачно плюнула Лошади в лицо.
Дальнейшее трудно излагать последовательно, поскольку все происходило одновременно: братки кинулись на Кимберли – я влетел между ними – Кимберли ногой врезала одному из них в пах так, что он скорчился, – вышибалы навалились на Кимберли – второй браток кастетом угодил мне в бровь – черный полицейский лейтенант шел к нам через зал, на ходу вызывая по «воки-токи» подмогу, – Кимберли, взбрыкнув в руках вышибал, ногами опрокинула на Лошадь стол с бутылками и едой – «мартышка»-лесбиянка визжала – я локтем разбил нос братку с кастетом – пять полицейских ворвались в зал и с ходу завернули руки за спину мне, Кимберли и браткам и защелкнули на них наручники – и только Лошадь, бледная как мел, сидела на стуле, не двигаясь и не сбрасывая с колен и груди ни салат оливье, ни селедку под шубой.
А вокруг шумели эмигранты:
– Это рыжая начала! Американка!..
– Люди спокойно отдыхали, а она!..
– Она этой женщине в лицо плюнула, я свидетель!..
Полицейские повели нас к выходу, а Кимберли на ходу сказала лейтенанту с торжествующей усмешкой:
– Теперь у тебя до хера причин проверить у них документы! Не забудь эту fucking Лошадь, она главная пострадавшая!..
Через час, после серии телефонных звонков в полицейский участок из нью-йоркского ФБР, вашингтонского ЦРУ и адвокатов службы безопасности Всемирного торгового центра, нас с Кимберли выпустили из брайтоновского полицейского участка, и Кимберли, весьма довольная своим подвигом, возбужденно оглядывалась в поисках бара.
– Эта
– Нет, конечно.
– А куда ты ее спрятал?
– Я ее съел.
– О, ты профессионал!.. Но не беспокойся, у меня есть копия… Сколько я говорила Кларку: нужно разогнать этот гребаный офис эмиграции и натурализации, это и раньше были авгиевы конюшни, а при Клинтоне там стало просто помойное ведро! Они даже не сами визы дают, а передали это на откуп какой-то адвокатской конторе! Ты представляешь?
Я представлял. Мир действительно стал функционировать по методу единой глобальной канализации, и дерьмо в нем всплывает так быстро, что не поймешь, чье оно – наше у них или американское у нас. Уж если Управление по эмиграции и натурализации при госдепартаменте США создало «дочернюю фирму», которая за бабки выдает визы кому угодно, вплоть до наших братков и уголовников, то что говорить о дочерних фирмочках при наших министерствах, губернаторах, мэриях и прочих органах власти, курирующих все, с чего можно снимать пенку, и другие блага так называемой демократии?..
– О'кей, мистер, – сказала Кимберли таксисту. – Нам нужно в Манхэттен, на угол 88-й стрит и Второй авеню. «Элани-бар»…
– Я не могу в бар, – сказал я. – У меня бровь разбита и весь пиджак в крови.
– Это верно… – вздохнула Кимберли. – Но мне нужно выпить… – И вдруг посмотрела мне в глаза: – О'кей, у тебя дома есть выпивка?
Конечно, после первого дринка мы оказались в постели. Этим должно было кончиться, что тут темнить? И я, и Кимберли с самого начала знали, куда мы идем – еще, между прочим, с Чечни! И Кимберли очень просто и почти обыденно преодолела этот барьер. Стоя возле окна в моей небольшой съемной студии на Бродвее, она даже не допила свой стакан рома с кока-колой, а поставила этот стакан на подоконник и спросила:
– Каким полотенцем мне пользоваться? Я иду в душ.
Я выдал ей чистое полотенце из тех, что неделю назад купил на уличной бродвейской распродаже – аж пять штук за десять долларов…