У городских ворот

Итак, черные жуки, сердито жужжа, проползли по голубому небу и, задрав почти перпендикулярно кверху хвосты, со страшной быстротой ринулись головами вниз прямо на людей, сидевших в неглубоких траншеях. Свистнули бомбы, и земля высоко взлетела и стала медленно оседать. Люди присели, пригнули головы, вспомнили родных и близких, и, когда взрывы отгремели, с удивлением почувствовали, что они живы. Каждый перевел дыхание, подумал с облегчением: «Пронесло!» — и в эту секунду снова услышал рев пикирующего самолета и, подняв голову, увидел, что самолет летит на него, именно на то место, на котором он стоит. Всегда почему-то кажется, что самолет пикирует прямо на тебя. Человек снова приник к земле, снова пережил последнюю свою минуту, услышал свист бомбы и разрыв совсем неподалеку и снова с удивлением подумал, что жив. Подняв голову, он вытер выступивший пот, почувствовал, как у него дрожат руки и ноги, криво усмехнулся и снова увидел самолет, падающий прямо на него. Его охватила слабость. Он ощутил приступ тошноты. Обессиленный, он приник к земле. И раз за разом свистнули бомбы, и поднялась кверху земля, и взлетевший камень больно ударил его по ноге. И опять он простился с жизнью, и опять увидел низвергающийся на него самолет, и опять совсем рядом свистнула бомба и взлетела кверху земля.

Первые бомбы упали в школьный сад, снесли одну из двух берез, симметрично росших перед школой, и повалили набок турник на спортивной площадке. В классе со звоном вылетели стекла, меня швырнуло на пол, и я зажмурил глаза, а когда снова открыл их, увидел, что раскачивается лампа под потолком и в воздухе медленно оседает пыль. Дегтярь уже встал и стоял у окна, глядя в бинокль, и по щеке его сползла капелька крови — осколком стекла его царапнуло по виску. Я стал рядом с ним и увидел с ревом мчащиеся вниз самолеты. Не успел испугаться, как снова рвануло воздух, но на этот раз бомбы упали немного дальше — перед домом Орса. То, что над моей головой была крыша, очень меня успокаивало, — потолок создавал иллюзию защищенности сверху.

Я предугадывал, когда засвистит бомба. Сначала рев самолета нарастал, приближался, заполнял все вокруг, потом раздавался короткий и резкий свист.

— Только не эта, только не эта! — повторял я, когда самолет пикировал. Потом раздавался свист, я весь сжимался и невольно втягивал голову в плечи, и мир сотрясался, вокруг звенели стекла, со стуком распахивались двери, штукатурка сыпалась с потолка.

Дегтярь стоял попрежнему неподвижно и внимательно смотрел вдаль, как будто не замечая, что мир вокруг разлетается на куски. Я подумал, что мне будет легче, если я буду не один, подошел и встал рядом с Дегтярем. Снова заревел самолет. «Только не эта, только не эта!»

Резко и коротко свистнула бомба, столб земли поднялся над спортивной площадкой, турник исчез, как будто его утащила невидимая рука, и «гигантские шаги» рухнули на параллельные брусья. Меня качнуло. Обернувшись, я увидел, что Богачев кричит что-то Дегтярю. Губы его шевелились беззвучно. Когда гул разрыва стих, стали понятными слова.

— Спущусь в подвал! — кричал он. — Ты меня слышишь?

Дегтярь кивнул головой. Я обрадовался, что мне тоже можно будет итти в подвал. Я ведь при Богачеве. Богачев вышел из класса, а я стоял и никак не мог решить, что мне делать. Очень хотелось сойти вниз и было стыдно перед Дегтярем. Снова заревел самолет, и я поторопился подумать: «Только не эта, только не эта!» — твердо веря, что, если не успею мысленно произнести эту фразу, бомба обязательно меня разорвет. Свистнуло совсем близко, дом покачнулся и, казалось мне, с трудом устоял. Тогда, забыв благородное чувство стыда перед Дегтярем, я ринулся к двери, решив, что все-таки в подвале гораздо лучше. Где-то еще звенели и бились стекла, а уже снова оглушающе заревел самолет. Мною овладела глупая надежда, что до подвала удастся добежать раньше, чем разорвется бомба. Открыв дверь, я выскочил в зал, и тут меня швырнуло на пол. Воздух загрохотал, все задрожало вокруг, запрыгали парты и свалилось картонное дерево на эстраде. Я закрыл лицо руками, ожидая, что меня сейчас разнесет на куски. Потом шум стал ровнее и монотоннее. С трудом поняв, что это звенит у меня в ушах, я открыл глаза. В воздухе клубился туман. Было тихо. Я подумал, что налет кончился. В это время снова содрогнулось здание; дверь в класс, которая оставалась открытой, резко захлопнулась, и я не услышал стука.

«Неужели я оглох?»