У городских ворот

Только сейчас отец заметил меня. Он не удивился, но улыбнулся мне и кивнул головой. Они занялись вопросами размещения орудий, снарядов, распределением людей. Эти разговоры были мне совершенно непонятны, но мне нравился их деловито-военный характер. Потом Богачев спросил, не думает ли Алексей Николаевич, что стоит послать на тот берег реки наблюдателя. Отец согласился: хоть это и опасно, пожалуй, но зато наблюдателю все будет прекрасно видно. Они выбрали место, где ему расположиться. На противоположном берегу, прямо против Дома инженеров, росли две старые ивы. Отец сказал, что под ивами можно прекрасно замаскироваться, а провод пройдет по дну реки, и повреждений бояться нечего, потому что здесь неглубоко и дно песчаное, гладкое. В это время в углу загудел звонок полевого телефона и телефонист, которого я не заметил раньше, сказал, что зовут Богачева. Богачев взял трубку и почти сразу положил ее на аппарат.

— Показались немецкие танки, — сказал он уже в дверях и быстро вышел.

Я побежал за ним. Я решил окончательно, что моя обязанность — неотлучно находиться при командире батальона на предмет выполнения каких-либо поручений.

Полдень. Сердито жужжат жуки

Как ни странно, но когда я бежал за Богачевым от Дома инженеров до здания школы, я ни разу не взглянул на противоположный берег реки. Я видел, как в траншеях суетились бойцы, мне запомнился пулеметчик, который укладывался около пулемета и все никак не мог улечься удобно; запомнился Шпильников, надрываясь, кричавший что-то, причем слов его я не слышал и только видел открытый рот и напряженное, налившееся кровью лицо; я видел, как люди, сидевшие возле траншеи на траве, хватали винтовки и прыгали вниз, в траншею. А посмотреть за реку мне просто не пришло в голову. Я не мог еще себе представить, что это так просто — поднять глаза и увидеть наступающих немцев.

В первый раз я посмотрел за реку из окна наблюдательного пункта. Мы с Богачевым одним духом взлетели по лестнице и вбежали в класс. Дегтярь стоял у окна. Он передал Богачеву бинокль. Но и без бинокля было прекрасно видно: по ровному полю, поросшему желто-зеленой, высохшей за лето травой быстро мчались к реке три маленьких, приземистых, плоских танка. Они были похожи на вылезших из-под земли тупорылых зверьков, цветом они подходили к желто-зеленому цвету поля. Неестественно было, что они так прямо и так стремительно мчались. Это бывает в дурном сне, когда вдруг кто-то, не то крыса, не то крот, мелкими шажками бежит прямо на тебя так быстро, что увеличивается на глазах, и никаких объяснимых причин для страха нет, но ты задыхаешься и хочешь кричать и чувствуешь, что кричать не можешь. Я очень точно помню это ощущение кошмара, охватившее меня, когда я увидел немецкие танки. Все было очень обыкновенно: железная дорога, шоссе, нефтехранилище, деревня, поле и три странных приземистых зверька со страшною быстротой мчащихся прямо на нас.

Богачев бросился к телефону.

— Волга, Урал, Воронеж! — кричал он в трубку. — Приготовиться, ждать команды! Сибирь! Москва говорит. Показался противник. Три танка в направлении прямо на школу.

Дегтярь стоял у окна, держа бинокль в руках.

— Разрешите доложить! — гаркнул он необыкновенно лихо. — С нашей стороны, от Дома инженеров, реку переходит человек.

— Знаю, — сказал Богачев, — это Федичев выслал наблюдателя к старой иве. Кавказ! Федичев, ты? Приготовился? Давай, давай, голубчик!

— Разрешите доложить, — выкрикнул Дегтярь, — показалась пехота.

Я кинулся снова к окну. В это время немцы уже шли быстрым шагом, почти бегом, метрах в ста или ста пятидесяти за танками. Ясно я различал чуть согнувшиеся фигуры офицеров с пистолетами в руках. Солдаты были в серых куртках, в руках они держали, прижимая к животу, странные ружья с очень толстыми дулами. В это время одно за другим ударили орудия отца. Перед танками поднялись столбы земли. Немцы, видимо, не ждали сопротивления. Цепь растянулась, но продолжала бежать вперед.

— Мажет Федичев, — крикнул Дегтярь.

Странно было слышать свою фамилию и знать, что от моего отца что-то зависит, что он тоже действует в этом удивительном сне.

— Волга, Урал, Воронеж! — кричал в трубку Богачев. — В чем дело? Почему пулемета не слышу?

Снова ударили орудия, снова столбы земли поднялись в поле, и сразу Дегтярь закричал:

— Мажет Федичев. Пропустил, теперь не задержит.

В это время начал бить пулемет и затрещали винтовочные выстрелы. Настолько близка была немецкая цепь, что я заметил, как задрожали толстые дула немецких ружей. Не сразу я понял, что дула дрожат потому, что ружья стреляют, не сразу догадался, что это и есть знаменитые немецкие автоматы. Орудия отца били теперь раз за разом, не переставая. Столбы земли вздымались под самым носом у танков.

— Шпильников! — кричал Богачев. — Почему мало стреляешь? Давай, давай больше.

Земля взметнулась в самой середине немецкой цепи. Два солдата упали, третий пробежал еще несколько шагов, тоже упал и покатился, переворачиваясь с боку на бок. Танк, шедший посредине, пошел медленнее.