У истоков Броукри (СИ)

Я приникаю к парню с жарким поцелуем и сжимаю в руках его лицо, согнувшись от какого-то странного страха. Он шепчет мне что-то на ухо, я не слышу. Под грохот грома и вспышки острых молний, он уходит и оставляет меня одну. Не думала, что одиночество бывает таким: изнуряющим, будто голод. Оказывается, я многого не знаю о жизни.

Только через пару минут, я понимаю, что же Эрих сказал мне на ухо. Он сказал: что бы ни случилось. Я думаю о его словах большую часть дня, а к вечеру добавляю еще одну фразу к своей коллекции. Прямо над кроватью, чтобы смотреть вверх и больше не видеть пустоту. Чтобы видеть надежду.

***

На следующее утро мокрые дороги Эдема покрываются тонким одеялом. Асфальт в один миг превратился в каток, а грозовые тучи стали серыми и беспросветными облаками. Я долго стою у зеркала, разглаживая юбку. Мне не по себе.

В университете я всегда чувствовала себя свободной и защищенной. Но не теперь. Я уверена, что отныне все изменится. Мало того, что кто-то из прошлого то и дело пытается напомнить о себе. Теперь и я усложнила себе жизнь, встав на вражескую сторону. Столько неприятностей, и от чего? От банального предубеждения и безграмотности. От того, что у людей сейчас глаза закрыты, и они слепые и равнодушные, ведущиеся на поводу у толпы, не понимая, что верно, а что — нет.

— О, хватит, — ворчу я, вскинув подбородок. Сама себя накручиваю. Наплевать, что у людей на уме. Не хочу зависть от чьего-либо мнения, мне и своего достаточно: странного, нестандартного и тоскующего по неприятностям.

Выхожу из комнаты одновременно с Мэлотом. Брат смотрит на меня и кривит губы.

— Осенняя депрессия? — спрашивает он, заперев дверь. — Ты опять закрылась в своей комнате. Не выходила целый день.

— Что-то вроде того, — я хмыкаю.

Мы идем по коридору. Мэлот как никогда уверен в том, что он умопомрачителен и неподражаем, а я просто наблюдаю за ним со стороны и молчу. Не думаю, что я научусь в коем-то веке получать удовольствие от жизни даже тогда, когда в ней нет удовольствия.

— И…, - он чешет подбородок, — и чем ты занималась?

Я удивленно вскидываю брови. Он интересуется моей жизнью?

— Да, так, читала.

— Книгу?

— Ну, да.

— Интересную?

— Ага. — Глупый разговор. Я судорожно пытаюсь придумать название книги, но так и мычу, туго соображая. Черт, мысли всегда ненужные лезут в голову, когда надо быстро и мгновенно сосредоточиться. — Она называется…, называется «Театр».

— «Театр»? Та самая, в которой молодой парень дурачит старую актриску?

Вновь растерянно хмурюсь. Может, дождь вместе с грязью унес и моего настоящего брата? А это его двойник. Оглядываю парня. Да, нет же. Все тот же Мэлот де Веро. Разве смогла бы я перепутать этот пронзительный взгляд, нос с горбинкой и веснушки? Волосы светлые и короткие, пухлые губы. Шрам над бровью.

— Да, — я дергаю уголками губ, — та самая. Ты читал?

— Давно. Не впечатлило.

Он отрезает это тихо, и я понимаю, что разговор закончен. Странно. Никогда у нас с ним не получалось разговаривать. А тут — даже будет что вспомнить. Я довольно хмыкаю, а затем неожиданно едва не врезают в отца.

Он возникает перед нами, будто скала, закрывающая лучи света. Высокий и покатый с орлиными глазами Эдвард де Веро глядит на нас с нескрываемым равнодушием, будто у него нет детей, а мы — случайные прохожие. Однако затем что-то меняется. Папа вздыхает и припускает плечи, смягчив серьезный взгляд. Только сейчас я улавливаю запах алкоголя и поджимаю губы. Жаль, что перемены в его поведении связаны с несколькими рюмками крепкого виски. Мэлот кивает:

— Привет, пап.

— Куда спешите?

— В университет. Не хотим опоздать.

— Верно. — Отец переводит на меня взгляд и внезапно делает то, что никогда прежде не делал; чего никогда себе не позволял. Он шагает вперед и заправляет локон моих волос мне за ухо. Я цепенею, застываю, превращаюсь в призрака, увидев нечто невозможное. Не знаю, как дышать. Просто пялюсь на папу, смирившись с тем, что я сошла с ума, и у меня начались тяжелейшие галлюцинации. — Ты похожа на маму, Адора.

Моя челюсть отвисает. Как бы мне хотелось не обратить внимания на его слова и не выглядеть глупой, сбитой с толку! Но ни черта не получается. Абсолютно пораженная я стою перед отцом и не знаю, что ответить.

— На днях у нас в доме пройдет встреча в рамках предвыборной кампании. Я думаю, вы должны на ней присутствовать. И еще кое-что, — отец переводит взгляд на Мэлота. Мне неизвестно, что его побуждает к таким словам, но, тем не менее, он говорит, — тебе следует больше времени уделять слухам. Узнай, что о тебе говорят, и прими меры. Ты мой сын, а не отрепье. Если понадобиться действовать — действуй. Лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, что даже не попытался.

Мы оба не двигаемся. Я хватаю брата под локоть и сжимаю его изо всех сил, чтобы у него не возникло чувства, будто он наедине с приближающимся айсбергом. Папа уходит, а я не дышу. Мэлот застывает. Хмурит брови, смотрит вниз, вверх, на меня, а потом резко выдергивает руку и шагает вперед так быстро, что я за ним не успеваю.