Читаем У истоков России полностью

Андрей Александрович решил тогда не настаивать на своем: не время было спорить и не место. Он знал, что и другие удельные князья не одобряют его. Не Ивана, конечно, жалеют, а о своих княжествах заботятся. «Начнет, дескать, великий князь с Переяславля, а каким городом кончит?»

Тогда-то и решил Андрей обойтись без княжеского одобрения, отобрать у Ивана переяславский удел волей и ярлыком хана Тохты. Задумал и преуспел в задуманном: вот он, ханский ярлык на Переяславль, в его руках!

Но Михаил, видно, догадывался о хлопотах великого князя в Орде. Начал тайно сноситься с Москвой, с новгородскими посадниками. Делал это осторожно, еще сохраняя видимость дружбы с Андреем.

Совсем недавно тайное стало явным, но не по вине Михаила. Верный человек привез Андрею список с грамоты Михаила новгородскому архиепископу Клименту. Цены не было той грамоте! Напоминал в ней Михаил о взаимных обязательствах: «…то тебе, отче, поведаю: с братом своим со старейшим Даниилом за-один и с Иваном, а дети твои, посадник и тысяцкий и весь Господин Великий Новгород на том крест целовали. А будет тягота мне от Андрея или от татарина, или от иного кого, вам быти со мною, не отступаться от меня ни в которое время. Пришла пора, отче, нашему крестоцелованию…»

Вот оно, оказывается, что! Тверь, Москва, Переяславль и Новгород против великого князя в одной рати!

Как тяжелая каменная глыба, пущенная пороком, вломилась эта весть в благопристойную тишину великокняжеского дворца, переполошила советчиков Андрея, в клочья разорвала сети, которые он хитроумно плел вокруг Переяславля. Да и только ли Переяславля? Речь шла о большем…

«Покарать, покарать неверную Тверь! — неистовствовал Андрей, все еще не смиряясь с тем, что его сокровенные замыслы разгаданы и разрушены. Недоумевал: — Почему так случилось? Задумано ведь было хорошо: взять Переяславль и тем самым врубиться, будто острой секирой, между Москвой и Тверью. Тогда оба опасных соперника, Михаил Тверской и Даниил Московский, были бы в моих руках…»

Но покарать Тверь, которую поддерживали другие города, можно было только силой оружия, а силы-то у Андрея было недостаточно. И Андрей решился на злодейское дело, от которого еще недавно сам громогласно отрекался: он послал боярина своего Акинфа Семеновича в Орду за новой татарской ратью.

* * *

Проклятым был на Руси род костромских бояр Тонильевичей.

Семен Тонильевич, тоже боярин князя Андрея и лютый враг его старшего брата Дмитрия, в прошлые годы дважды наводил на Русь татарские рати. Ныне сын его Акинф Семенович за тем же отправился в Орду. И не заслуга Акинфа, что на этот раз большая татарская рать не пришла. Просто время было другое. Ордынскому хану Тохте было не до Руси, связала его по рукам вражда с темником Ногаем.

Но хан Тохта все же не оставил своего верного слугу без поддержки. Две тысячи отборных всадников из личного тумена хана, меняя в пути коней, не останавливаясь на дневки и не рассылая по сторонам обычные летучие загоны для поимки пленных, помчались на север. Повел тысячи не какой-нибудь безвестный тысячник, обученный лишь конному бою и преследованию в облаве, а посол сильный Олекса Неврюй, который один стоил целого войска, потому что была с Неврюем золотая пайцза[29] хана Тохты, знак высшего достоинства и власти.

— Приведи к повиновению беспокойных русских князей, — напутствовал Тохта своего посла. — Низший должен повиноваться высшему. Андрей повинуется мне, а князья — Андрею. Пусть непокорные трепещут!

— Пусть трепещут! — склонился в поклоне Неврюй.

Однако, получив вместо ожидаемых туменов под свое начало лишь две тысячи войска, Неврюй призадумался.

Он знал, что подлинный трепет и страх внушает только сила, только неодолимые своей бесчисленностью конные тумены. На этот раз силы за ним не было.

И Неврюй отправился за советом к главному битикчи[30], о котором шла молва, что он досказывает слова хана, не произнесенные вслух, но от того не менее важные.

— Ты мудро поступил, придя ко мне, — одобрил битикчи осторожного посла. — Мне ведомы желанья вознесенного над людьми, и я поделюсь ими с тобой. Не с войной ты идешь на Русь, а с судом ханским. Не только грози, но и уговаривай. Мири князей, склоняй лаской. Орде нужно спокойствие на северном рубеже, покамест не сокрушен Ногай. Ханский гнев падет на тебя, посол, если привезешь вместо ожидаемого умиротворения войну с русскими князьями. Война не ко времени. Война с князьями на пользу только Ногаю. Помни об этом, посол…

Неврюй благодарил битикчи за добрые советы, восхищался мудростью и многоопытностью ханского слупи. На прощание тот добавил:

— Возьми с собой епископа Измайло, духовного пастыря здешних христиан. Этот рассудительный старец может быть полезен в переговорах с князьями…

* * *

Пригожим июньским утром воинство Неврюя переправилось через реку Клязьму и остановилось лагерем посередине зеленого Раменского поля, напротив Золотых ворот стольного города Владимира.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное
Аквитанская львица
Аквитанская львица

Новый исторический роман Дмитрия Агалакова посвящен самой известной и блистательной королеве западноевропейского Средневековья — Алиеноре Аквитанской. Вся жизнь этой королевы — одно большое приключение. Благодаря пылкому нраву и двум замужествам она умудрилась дать наследников и французской, и английской короне. Ее сыном был легендарный король Англии Ричард Львиное Сердце, а правнуком — самый почитаемый король Франции, Людовик Святой.Роман охватывает ранний и самый яркий период жизни Алиеноры, когда она была женой короля Франции Людовика Седьмого. Именно этой супружеской паре принадлежит инициатива Второго крестового похода, в котором Алиенора принимала участие вместе с мужем. Политические авантюры, посещение крестоносцами столицы мира Константинополя, поход в Святую землю за Гробом Господним, битвы с сарацинами и самый скандальный любовный роман, взволновавший Средневековье, раскроют для читателя образ «аквитанской львицы» на фоне великих событий XII века, разворачивающихся на обширной территории от Англии до Палестины.

Дмитрий Валентинович Агалаков

Проза / Историческая проза
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия