Мы гуськом вошли в морг – просторное, ярко освещенное помещение с казенными зелеными стенами и несколькими столами из нержавеющей стали длиной в человеческий рост. Возле каждого стола имелись весы, столик для образцов и кран с водой, которая стекала по желобкам, идущим вдоль краев стола. Ровный гул вытяжки придавал этому месту сходство с заводским цехом.
Несмотря на толстую бумажную маску, плотно прилегавшую к носу и рту, я почувствовала приторно-сладкий запах моющих средств и консервантов, а сквозь него – острую животную вонь крови и испражнений. Тело молодой женщины лежало на столе. Она была обнажена и казалась крошечной и беззащитной на его холодной стальной поверхности. Можно было подумать, что она спит, если бы не бледная, как у манекена, кожа. Короткие темные волосы свешивались на стол; шею поддерживал деревянный брусок. На плече у девушки была татуировка – яркая бабочка.
Техник объявил время начала вскрытия, а затем отработанным движением взял скальпель и повел им линию от левой ключицы вниз, к середине грудины. Ни капли крови не выступило на краях раны.
Он быстро прорезал через ребра справа, словно рисуя у нее на груди большую букву V, и продолжил надрез через живот, мимо свежего шрама от кесарева сечения, до лобковой кости. Спокойная, профессиональная жестокость этой процедуры одновременно завораживала и отталкивала. Однако лабораторная обстановка и внешние изменения, указывавшие на то, что жизнь покинула эту оболочку, помогали сносить тяжелое зрелище.
Техник, мужчина средних лет с бычьими лапищами, открыл грудную клетку и брюшную полость, обнажая внутренние органы. Один за другим он вырезал их, вынимал из тела, осматривал и взвешивал. Все его замечания и результаты измерений записывались на диктофон для последующей расшифровки.
Техник поднял легкие, и показалось ее сердце – увеличенное, как он нам сказал. Она была такая миниатюрная, что и сердце показалось мне крошечным, но когда его взвесили, знатоки обменялись понимающими тихими замечаниями, подтверждавшими, что сердце на удивление большое. Внутренние органы были извлечены, осмотрены и взвешены, а затем разложены на столе для дальнейшего подробного изучения.
Техник перешел к голове. Он сделал надрез сзади на скальпе и откинул ткани с такой легкостью, словно снимал кожуру с банана. С помощью инструмента, напоминающего циркулярную пилу, он быстро вырезал кружок в верхней части черепа. Потом чем-то вроде небольшого ломика отделил его от головы. Я рассчитывала увидеть под крышкой бледно-серые морщинистые полушария мозга, которые помнила по занятиям в анатомическом театре, но их там не оказалось. То, что находилось перед моими глазами, больше напоминало гладкий серый шар, испещренный блестящими черно-коричневыми пятнами. Мозг был весь отекший. Пятна образовала кровь, свернувшаяся на его поверхности. Стало ясно, что у нее в мозгу лопнул какой-то большой кровеносный сосуд, кровь заполнила свободное пространство и сдавила мозг так, что он стал неестественно гладким и блестящим. У женщины произошло мозговое кровотечение – результат повышенного давления, против которого не помогло срочное кесарево сечение и с которым не справились медикаменты.
Когда помощница коронера ответила мне, что аутопсия сестры ничего не показала, я подумала о той молодой женщине. Невольно представила свою сестру лежащей на алюминиевом столе: синие глаза закрыты, выгоревшие на солнце волосы разметаны вокруг головы, внутренности выставлены на обозрение персонала морга, который даже ее не знал. От этой картины мне стало так больно! Наверняка они заметили все признаки разгульной жизни, которую она вела: потемнения в легких от долголетнего курения, печень, увеличенную или, наоборот, сморщенную от злоупотребления алкоголем. Я испытывала неловкость и стыд, думая о том, как техники раскрывали секреты моей сестры. Как будто они непрошенными вошли к нам в дом, в жизни мою и моих сестер, обнажили все семейные тайны. Однако ничего из того, что они увидели, не объясняло ее внезапной смерти. Я повесила телефонную трубку и сделала несколько глубоких вдохов.
В действительности эти разочаровывающие результаты все-таки кое-что мне сообщили. Аутопсия не выявила признаков внутреннего кровотечения и тромбов в сердце или легких, а также никаких следов заражения. В ее организме все было нормально.
Существует лишь несколько вещей, способных убить человека, не оставив следов. Могла это быть передозировка наркотиков? Она злоупотребляла алкоголем – может, добавила что-нибудь в напиток? А если да, то нарочно или случайно? Мысль об отчаянии, способном толкнуть ее на намеренную передозировку, была почти невыносима. Полиция не нашла в ее доме флаконов из-под лекарств или следов употребления незаконных веществ. Может, у нее нарушился сердечный ритм? А если да, то почему? Коронеру еще предстояло провести исследования ее крови и тканей в поисках причин смерти, невидимых глазу.
В последний раз я звонила сестре на ее день рождения. Я сразу поняла, что она выпила, потому что ей не хотелось говорить.
– Что нового?