Совсем другим утром, почти двести лет назад, в Париже молодой врач с прелестным именем Рене Теофиль Гиацинт Лаэннек столкнулся с проблемой: ему надо было обследовать сердце весьма пышной молодой особы с болями в груди. На дворе стоял 1816 год. Проблема была одновременно и технической, и этической: как ее осмотреть? Недавно возникшая практика прикладывать ухо непосредственно к груди пациента в данном случае вряд ли принесла бы результаты, зато уж точно оскорбила бы даму. Прочие техники осмотра, также открытые в последнее время, например, пальпация (прощупывание груди с целью уловить сердцебиение) и перкуссия (постукивание по груди, как по спелой дыне), он уже использовал, но они ничем не помогли, «по вине большого количества избыточного жира», как выразился Лаэннек.
«И тут я вспомнил широко известный акустический феномен, – писал он много лет спустя. – Если приложить ухо к одному концу бревна, постукивание по другому концу будет хорошо слышно. Я подумал, нельзя ли применить это правило и к человеческому телу. Взял блокнот, свернул его в трубку и приложил один ее конец к прекардиальной области [груди], а к другому поднес свое ухо и с большим удивлением и радостью услышал сердцебиение, причем гораздо более выраженное и отчетливое, чем при простом прикладывании уха».
Польза новоизобретенного устройства, получившего название стетоскоп (от греческого
Во времена Лаэннека болезни классифицировались в первую очередь на основании симптомов. Диагноз ставили по описанию субъективных ощущений, изложенному больным. Врачи не осматривали пациентов – они беседовали с ними. Таким образом, заболевание воспринималось как особый набор симптомов, с учетом их проявлений, тяжести и повторяемости. Физические признаки – получаемые путем измерения пульса, прикосновений, визуального осмотра кожи и выделений организма – тоже учитывались, но в гораздо меньшей степени.
На пороге XIX века в медицине сформировались две идеи, тесно связанные между собой, которые навсегда изменили ее облик. Первой было растущее понимание того, что заболевание возникает из-за нарушения функционирования определенных органов. Итальянский врач и преподаватель анатомии Джованни Баттиста Морганьи опубликовал книгу под названием «О положении и причинах болезней на основании анатомии» за несколько лет до рождения Лаэннека. Этот революционный трактат содержал подробные иллюстрации с изображениями больных органов и связывал данные аномалии с клиническими проявлениями болезней. Обнаружение связи между больными органами, скрытыми внутри тела, и очевидными заболеваниями привело к возникновению второй идеи: если болезни вызваны дисфункциями органов, то их нельзя идентифицировать по симптомам – слишком многие болезни проявляются одной и той же симптоматикой. Если пациент не может различить, какой орган у него болит, то врач – так было и остается – должен найти какой-то способ выявить источник болезни, не опираясь на слова пациента. Для этого врачи стали обращаться непосредственно к организму – то есть прибегать к физическому осмотру.
Новое поколение врачей не собиралось полагаться на ненадежные рассказы больных. Они утверждали, что болезни следует классифицировать, базируясь на тех проявлениях, которые можно увидеть, нащупать, ощутить на вкус и на запах либо услышать – то есть на симптомы, поддающиеся объективному наблюдению и не зависящие от субъективного мнения пациента.
Лаэннек стал лидером этого революционного преобразования в фундаментальной идеологии медицины. Он использовал свое изобретение для поиска конкретных, объективных проявлений заболевания. Другие до него разработали некоторые техники, которые Лаэннек внедрил в широкий обиход. Однако сам он сделал один из величайших вкладов в радикально новую медицину, не только создав ее первый инструмент, но также связав между собой то, что врач видит и слышит, и скрытую дисфункцию внутри организма.