У каждого пациента своя история

В первый день в медицинской школе мне выдали короткий белый халат, который символизировал мой статус студентки, и мой первый стетоскоп. Эти два символа вступления в медицину я получила при совершенно разных обстоятельствах. Белые халаты нам вручили на торжественной церемонии погожим сентябрьским утром 1992 года. В полном солнца зале были расставлены ряды стульев для меня, моих девяноста двух однокашников и наших родных. Два декана медицинской школы Йеля, Джеральд Берроу, глава медицинской школы, и Роберт Гиффорд, декан по работе со студентами, стоя на кафедре, приветствовали нас. Утренние лучи лились в огромные окна, свет отражался от натертых до блеска деревянных полов, и в зале стояла легкая дымка. Обратившись к нам с короткой речью, декан Гиффорд объяснил, что белые халаты, которые мы сейчас получим, указывают, что мы теперь студенты-медики; через четыре года, после выпуска, они сменятся длинными халатами – символом настоящих врачей. Дальше нас стали по очереди вызывать к кафедре для получения белого халата. Пока каждый из нас шел по залу, с кафедры вслух зачитывали нашу краткую биографию – так нас представляли тем, кто на следующие четыре года становился нашими наставниками.

Мой муж крепко сжал мне руку, услышав мое имя, и я, пока читали мою биографию, прошла через ряды стульев и дальше по проходу к кафедре, надела хрустящий белый халат и заняла свое место в ряду однокашников. Наши лица светились от гордости и восторга. Когда прозвучало последнее имя, все сотрудники факультета и члены семей зааплодировали. Это был удивительный момент.

Свой первый стетоскоп я получила в гораздо менее торжественной обстановке. После церемонии мы должны были закончить с регистрацией: разделавшись с заполнением бланков, мы получили расписания и ключи от почтовых ящиков. Те уже были переполнены разными вступительными материалами – листовками с перечислением курсов и учебных пособий, дополнительными бланками для записи в библиотеку и получения идентификационных карт, правилами и руководствами, скидочными картами из местных магазинов и рекламой медицинских товаров – среди них и был стетоскоп.

Стетоскоп, собственно, тоже был рекламой – подарком от Eli Lilly. Получи я его сегодня, я отнеслась бы к такому подношению совсем по-другому, но тогда я не придавала значения подобным попыткам влияния со стороны фармацевтической индустрии. Он лежал в небольшой белой коробочке с названием производителя, выписанным изящным шрифтом. Она напоминала упаковку из ювелирного магазина. Я отложила в сторону все остальное и взяла коробочку в руки. Стетоскоп лежал внутри, аккуратно уложенный в специальную рамку из черного картона.

Вынув его оттуда, я удивилась тому, какой он тяжелый. Диск на конце сверкал полированным хромом. На диафрагме тоже красовался логотип фирмы – но в тот первый момент я его не заметила. Блестящая серая резиновая трубка, идущая от диска, разделялась надвое и заканчивалась изогнутыми хромированными дужками с серыми наконечниками. Несмотря на элегантный вид, инструмент выглядел утилитарным, и все равно он очень мне нравился. Для меня он имел куда большее значение, чем белый халат, выданный на утреннем сборе. Это было реальное подтверждение того, чем я собиралась заниматься, доказательство, что дальше меня ждут настоящие пациенты и лечение – мы связаны с ними, как этот диск с наконечниками для ушей.

Сейчас, вспоминая тот день, я думаю, что тогда впервые получила представление о роли физического осмотра. Белый халат, символ науки, знаний и прогресса, был в центре официальной церемонии. Стетоскоп, символ физического осмотра тела, нашей роли целителей, был просто безделушкой – бесплатным подарком.

Дома, после первого дня учебы, я снова вынула стетоскоп из коробки. Серебристые дужки перекрещивались и смыкались, напоминая ноги танцовщицы в первой позиции. Я вставила мягкие резиновые наконечники в уши, ожидая, что они сразу станут на место. Ничего подобного. Я вытащила их и внимательно осмотрела. Попробовала еще раз. По-прежнему неудобно. Я перевернула стетоскоп, так что наконечники уставились на меня, словно косые глаза подвыпившего матроса. Попыталась снова. На этот раз они легли точно, повторяя контуры моего уха, и все внешние звуки для меня пропали.

Я приложила серебристый диск к своему сердцу, склонив голову, и прислушалась. Но не услышала ничего. Постояла немного – по-прежнему тишина. Что еще не так с этим стетоскопом?

Я сделала глубокий вдох. И услышала. Вдохнула снова. Звук был четкий, словно шум ветра, проходящего через трубу. Я продолжала стоять, прислушиваясь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я даже не расслышала, а скорее почувствовала негромкое ритмичное давление на барабанные перепонки. Я сосредоточилась на нем, и вот – наконец-то – уловила хорошо знакомое «тук-тук». Слушать через стетоскоп надо было совсем по-другому.

Все оказалось не так просто, как я думала.