У каждого свой путь в Харад

«Что остается? Заполненные трупами штольни рудников, разгромленные Княжград и Рыман. Потлов, который переедут вдоль и поперек сначала свои, потом чужие, обезглавленная армия Латфора… Ни одного из правителей не волнуют мертвецы, вмиг занявшие место живых. Города мертвых».

Он не знал, сколько времени лежал без сна, глядя в потолок сухими, немигающими глазами. Может быть, он лег только что, а может – уже недалек предрассветный час.

Бесшумно открылась дверь, в комнату скользящим кошачьим шагом прокралась Дарина. Она до половины зашторила огромные проемы дворцовых окон, за которыми в чернильной ночи маячили дыры звезд. Полушепотом поругиваясь, расшнуровала бесконечный ряд петель корсета. Перешагнула через легший волнами к ногам кринолин. Выдернула из волос окаймленные морским янтарем гребни. Локоны мягкой волной упали на плечи, скрыв их белоснежную линию своим шелком.

Обнаженное женское тело – силуэт, нарисованный светлыми красками дня на фоне сумрака.

Все в этой картине было правильно: мягкие полутона, округлые линии и даже свойственные одной лишь этой женщине изъяны фигуры. Они казались легкими акцентами, поставленными кистью мастера на общем фоне совершенства, для того чтобы дать возможность разглядеть ее индивидуальность в полной мере.

Один шаг – и уступчивое в женской ласке тело, только что казавшееся в звездных отблесках почти фантомом, прильнуло к принцу. Дарина прижалась к нему вся целиком; к рельефу его плеч гладкостью щеки, к жесткому боку – теплым животом, длинные ноги обвили его бедра и икры, так что он смог почувствовать прохладу ее замерзших на холодном полу босых ступней. Девушка прочертила носом узор, едва касаясь кожи его плеча, потом принялась тихонько и ласково целовать то же место, будто боясь тронуться дальше. Или словно стараясь его разбудить, прогнав поцелуями навязчивый мираж захвативших принца мыслей.

Ольм нащупал под своей ладонью кончики тонких женских пальцев, провел по ним своими и сплел крестообразно в любовном рукопожатии. Через эту руку к нему будто возвращалась жизнь. Соприкасаясь с ее пульсом, сердце принца словно вспоминало, как оно должно биться на самом деле. Какое биение правильное. Для молодости.

Ольмар повернул к Дарине свое лицо. Темнота скрывала прозрачный лазурит его глаз. Сейчас они казались темными провалами. Как будто тени, в последние дни залегшие под глазами, разрослись вполлица.

Девушка потянулась, чтобы погладить его скулы, своей нежностью смахнуть с такого красивого лица не идущую ему зловещую тень. Ольм опередил ее движение, подавшись вперед, вывернулся из-под ладони так, что она коснулась лишь его волос.

Его рот жадно искал ее губы, тыкаясь в любовной горячке в шею, подбородок, скулы. Полуприкрытые глаза ловили ее зов, растворенный во влажности зрачков, еще более черных, чем мрак спальни. Этот особенный взгляд – он будоражил, доставал из глубин сущности зной безумства. Обнаженная откровенность желания.

Страсть в один миг придала крови в венах силу водопада, обрушивающегося с огромной высоты на скалы, сковавшие его мысли, разбившего их и смывшего осколки в хладное небытие.

И не осталось ничего, кроме неудержимого бега крови как невероятно яркого ощущения жизни.

Я – живу – сейчас! Как вспышка.

Ольмар сгреб в кулак каскад ее волос на затылке, обернул их вокруг широкой ладони, как повод лошади. Дернул к себе, лишая равновесия второй рукой, подведенной под позвоночник. И накрыл своим телом, беспомощную, потерявшую враз всю свою удаль и запальчивость. Сейчас, в этой латфорской темноте, Ольм не мог видеть выражение ее глаз, но знал, насколько оно мягкое, доверчивое, истинно женское. Насколько это выражение не похоже на обычный грубый и насмешливый взгляд.

Руки побежали по стану, не лаская, а сжимая тело. Он словно лепил ее, настойчивыми сильными движениями придавая ту форму, которая устраивала полностью его одного. Прогибая под себя.

Ольм не торопился, вбирая в себя ответный жар, плавя им замедлившийся ход времени поделенной ими на двоих ночи. Повторяющаяся размеренность движений. Снова и снова. Не надоедающее однообразие, с каждой секундой все больше сжимающее раскаленную добела пружину внутри его. Стоны Дарины разбивались об его губы, эхом отражаясь в каждой клетке тела. Снова и снова. В такт своему срывающемуся дыханию. В голове Дарины стрелой пронеслась мысль, что, вот так размеренно двигаясь навстречу ей, этот мужчина может заставить стонать ее от наслаждения невыносимо долго. Пока переполнившаяся звенящая чаша чувственности не заставит ее сойти с ума.

Ольм обрекал ее на это безумие всей силой своей молодости.

Не отпускавшей весь день злости.

До гортанного крика. До кровавых полос царапин на своей спине.

Они отпустили друг друга, когда вихрь стих. Дарина гладила шершавыми от постоянных ласк тетивы и повода ладонями влажные волосы, плечи, спину любовника. Ее прикосновения как будто продлевали должное покинуть их мгновенье близости, протягивало его в каждую вновь наступающую секунду.

Ольмар поймал ее руку у бедра, снял с себя и опустил на простыню.