У каждого своя война

Привезли в деревню. Врач нас осмотрел и сказал: «Ничего не есть, по стакану воды в день и вот по кусочку хлебной кашицы». Трое офицеров не поверили, побрели в деревню и наелись там всего — курицу, хлеба, молока напились и к вечеру умерли. А мы с Николаем Афанасьевичем приказ врача выполнили, и вот, как видите, сижу перед вами живой. Правда, две трети желудка вырезали, — Семен Григорьевич позволил себе чуть улыбнуться.

- Сколько же вам довелось пережить... — тихо проговорил Сергей Андреич, покачав головой и с сочувствием глядя на бухгалтера.

- Не больше, чем другим, — опять-таки без всякого выражения, словно робот, ответил Семен Григорьевич. — Так вот Николай Афанасьевич, о котором я упомянул, нынче и является третьим секретарем горкома. И я с ним на днях разговаривал. Мы, знаете ли, видимся иногда, войну все вспоминаем... Я никогда его ни о чем не просил, да мне ничего и не нужно.

Но вот об этой комнате я в разговоре упомянул, и Николай Афанасьевич весьма твердо (а он, должен вам сказать, человек слова) обещал мне посодействовать в получении ордера на эту комнату. Я ему и про вас сказал, то есть про ваше жилищное положение…

Простите, Люся... — Он повернулся к жене Сергея Андреича. — Простите за нетактичный вопрос, вы ведь беременны, не так ли?

- Д-да... — заикнувшись, ответила Люся. — Третий месяц пошел.

- Еще раз простите, но я Николаю Афанасьевичу и об этом упомянул.

- Н-да-а... — промычал вконец озадаченный Сергей Андреич. — Поставили вы нас, Семен Григорьевич, в положение... как снег на голову…

- Ни в какое положение я вас не ставил, — сухо возразил Семен Григорьевич. — Вам нужно только ответить, нужна ли вам моя комнатенка. Она, правду сказать, неказистая, всего шесть метров, но для кабинета очень может сгодиться. К тому же она с вами рядом через стенку, что тоже очень удобно.

- Удобно-то оно, конечно, удобно... — опять покачал головой Сергей Андреич. — Но…

- Вы участковый врач... вас весь район знает, и нехорошо…

- Что нехорошо?

- Ну что я вам объяснять буду, взрослому и умному человеку. Вы сами прекрасно понимаете, о чем я говорю. К тому же вы роман пишете, а это дело сложнейшее и труднейшее. Я ведь вижу, как вы ночи напролет на кухне просиживаете. Я вам больше скажу, уважаемый Сергей Андреич, вы обязаны написать этот роман.

- Почему обязан?

- Потому что вы напишете правду, а люди ее непременно должны знать. Из всего, что я до сих пор прочитал про войну, все является бездумным и безобразным враньем.

- Почему вы думаете, у меня получится по-другому? — усмехнулся Сергей Андреич. — Что у меня будет только правда? Одна святая правда?

- Я имел достаточно времени составить о вас свое мнение. Вы человек правдивый, а это — главное. — Семен Григорьевич говорил, словно на машинке печатал, вливал в слушателя каждое слово.

- Благодарю вас, Семен Григорьевич, за лестное мнение обо мне, — вновь усмехнулся Сергей Андреич. — Если бы только все зависело от моей правдивости. Существует еще множество других факторов — вот они-то как раз и являются решающими.

- Какие факторы? — требовательно спросил Семен Григорьевич.

Сергей Андреич долго, серьезно смотрел в его бесстрастные бледно-серые глаза, отвел взгляд, пробормотал смущенно:

- Ладно, не будем об этом... Если позволите, в другой раз побеседуем.

- С удовольствием. Так что вы ответите насчет моего предложения о комнате?

- Я согласен! — Сергей Андреич рубанул воздух рукой, и лицо Люси засветилось невиданным счастьем.

Она отчаянно ломала себе пальцы, так, что хрустели суставы, проговорила с придыханием, дрожащим голосом:

- Мы вам так благодарны, Семен Григорьевич… так благодарны…

- Не стоит. Я поступаю, как считаю, справедливо.

- Вы знаете, что такое справедливость? — с иронией спросил Сергей Андреевич, закуривая папиросу.

- Думаю, что знаю. Позвольте откланяться. — Семен Григорьевич поднялся, снова достал большой клетчатый платок, громко высморкался и сказал: — А вот курить в комнате я бы вам не советовал — табачный дым для женщины в положении очень вреден.

Сергей Андреич поспешно разогнал рукой дым, погасил папиросу в пепельнице, спросил:

- Вы и до войны бухгалтером работали, Семен Григорьевич?

- Нет, до войны у меня была другая профессия, — бухгалтер аккуратно сложил платок, спрятал его в карман брюк и шагнул к двери. — Всего доброго. Желаю успешной работы. Когда ордера будут готовы, я вам сообщу. — И он вышел, тихо, без стука, прикрыв за собой дверь.

Люся подошла, села рядом с Сергеем Андреевичем, обняла его и тихо заплакала, уткнувшись лицом ему в плечо.

- Сереженька... неужели у нас будет еще одна комната? Даже не верится... Этого Семена Григорьевича сам Бог послал…