У каждого своя война

Средневековые лепрозории были не медицинскими учреждениями, а местом, где больные были предоставлены самим себе. Они под страхом смертной казни не могли покидать этого места без специального разрешения. За стенами лепрозория больные должны быть одеты в черные балахоны и островерхие шляпы или колпаки с белой полосой, а так же обязательно оповещать о своем приближении звуками колокольчика или трещотки, чтобы здоровые могли уйти с дороги. Средневековые врачи не сомневались в том, что проказа – заразное заболевание. В то время как чума и черная оспа, опустошавшие города Европы, появлялись лишь изредка, а потом исчезали, проказа в средние века существовала постоянно, поражая сотни тысяч людей. Огромный страх перед этой болезнью оправдывал жестокие меры по изоляции прокаженных, ставя их вне закона.

Зажгли свечу и, прилепив ее к краю лежака, переоделись в черные балахоны и надели шляпы с белой полосой, после чего сели. Я покрутил в руке трещотку, предназначенную чтобы предупреждать горожан о том, что идет прокаженный, а затем отбросил ее в сторону. Игнасио, бросив несколько опасливых взглядов в сторону больных, вроде успокоился, и теперь положив под голову руки, лежа дремал. Я же думал о том, что арбалетный болт поставил окончательную точку в истории с предательством. Комендант нанял убийцу, чтобы заткнуть рот единственному свидетелю, который мог в самый последний момент раскаяться и рассказать об участии в преступлении его сына, Винценто Перре. Но так уж случилось, что не повезло, ни коменданту, ни правосудию. Определившись с этим вопросом, я снова вернулся к обдумыванию своего положения. Насколько я знал, то прокаженным разрешалось просить милостыню только в строго отведенных местах, зато, если больные лепрой захотят уйти из города, им никто не будет препятствовать. Осталось переждать несколько дней, пока все утихнет, а бдительность городской стражи притупиться, после чего можно было уходить из города.

«Хорошо. Вырвался я из города, а дальше что? Спасти графиню становиться практически невозможно. Да и какой я сейчас боец с изуродованной рукой. Правда, пальцы шевелятся, значит, есть надежда, что рука восстановиться, – тут я неожиданно почувствовал, как у меня пересохло в горле.

Порывшись в большой корзине, достал мех с вином и оловянную кружку. Налил и тут же с жадностью выпил.

«Похоже, каждый из нас останется на прежнем месте. Я – там, куда меня занесет судьба, а она в тюрьме».

Пережитое мною, а плюс еще постоянная боль в руке, отстранили в сторону образ Беатрис. Только сейчас я снова мог думать о ней в полной мере, а не вскользь, вспоминая время от времени. Хотя именно она стала причиной моих тяжелых испытаний, я даже в первые дни своего заключения, когда дикая боль, чуть ли не сводила меня с ума, не держал на нее зла.

«Судьба странным образом свела нас вместе. И вот теперь… – тут я неожиданно услышал шаркающие звуки. Повернул голову. К нам приближалось двое больных проказой. Бросил быстрый взгляд на палку, прислоненную к моему лежаку. Хорошая, массивная палка. Врезать такой – мало не покажется! Снова перевел взгляд на прокаженных. Те, сделав еще пару шагов, остановились на границе неровного круга света, падавшего от свечи. Здесь, в колеблющимся свете, их лица, изуродованные болезнью, выглядели кошмарными рожами монстров из трехразрядного фильма ужасов. Лицо одного из них бугристую оскаленную маску, а у другого лицо и кисти рук были покрыты буро-красными блестящими пятнами и язвами. Неожиданно мне захотелось перекреститься, но вместо этого я взял палку. И в этот самый момент вспомнил, что проказа поражала не только мышечную ткань, но и нервную систему больного. Тело не чувствовало боли, даже если его прижигали раскаленным железом, хотя живое мясо при этом дымилось и горело. «Вот блин! – подумал я, а вслух сказал: – Чего надо?!

При звуке моего голоса Игнацио открыл глаза, а затем рывком вскочил на ноги. В следующую секунду в его руках оказалась палка. Все это испугало прокаженных, и они начали отступать.

– Эй! Чего хотели?

– Хлеба, если можно, – промолвил больной в пятнах и язвах, а спустя секунду добавил, – добрый господин.

– Голод… совсем замучил, – сказал урод. – Окажите милость Божью.

– Посмотри в корзине, – обратился я к русичу.

Тот порылся, затем достал большой каравай хлеба, кусок сыра, пару кусков жареного мяса, оливки и две больших кисти винограда. Помимо меха с вином еще оказался кувшин с водой. Прокаженные как загипнотизированные уставились на еду. Игнацио посмотрел на меня.

– Дай им половину хлеба и сыр, – сказал я ему, а потом обратился к больным. – Отойдите в сторону! Сейчас он положит еду, на вон тот, дальний лежак, а вы потом ее заберете.