У каждого своё детство (сборник)

Сад – огород Авдеевых был огорожен частоколом из жердей, принесённых, без сомнения, из леса. За садом – огородом земля Авдеевых продолжалась, переходя в ничем не огороженный надел, засаженный картошкой. Всего земли у них было – обыкновенное количество – соток, вероятно, 30. Кстати, скажу, хотя это уж никакого отношения не имеет к описанию хозяйства бабы Любы и деда Евдокима, – картофельный участок этот выходил – упирался в просёлочную дорогу, за которой – метрах самое большее в стах от неё – стоял стеной лиственный лес. В этот лес я никогда не ходил, но хорошо видел, что на опушке его росли одни только берёзы и дубы. И ещё два слова необходимо сказать о хозяйстве Авдеевых. Прямо перед их жилым домом – через деревенскую, замечу, узкую улицу – метрах в 25-ти от дома, стоял амбар, принадлежавший их семейству. Амбар был бревенчатый, довольно таки крупный; его площадь на глаз была – метров 16 квадратных, высота – метра четыре. Непосредственные соседи Авдеевых, в своём личном крестьянском хозяйстве, также имели такой же точно амбар и точно там же расположенный, то есть – перед своим домом и через деревенскую улицу. Вообще амбаров такого вида, по одному стоявших перед тем или иным крестьянским домом по деревенской улице, – было как минимум несколько, оговорюсь, которые я видел в прямой видимости. Как я позднее узнал, в амбаре у Авдеевых – самое главное – хранились полные, целые мешки с зерном; в основном с рожью да пшеницей. Хранились также мука и крупа. Что ещё в их амбаре было, – совершенно не помню.

Удовлетворив своё любопытство, я вернулся с улицы в дом. В это время баба Люба надевала на голову какой-то странный, несомненно, для какой-то работы, головной убор. Честно говоря, я и сейчас не знаю – как он в точности называется. Ну а тогда не знал не только это, но даже для чего он и предназначен.

– А для чего это, баб Люб? – спросил я, указывая взглядом на предмет своего вопроса.

– Для чего? – Медку собрать надо, – ответила баба Люба и, взяв в руки ведро, нож и ещё один предмет, который назывался, как я потом узнал, – дымарь, вышла на улицу.

Испытывая новое любопытство, я пошёл за ней.

– Ты зачем это? В дом иди! Пчёлы – то кусают – знаешь как? – увидев, что я иду за ней, сказала баба Люба.

Я остановился, сделав вид, что послушался. Но через минуту – всё же был в саду – огороде Авдеевых, в котором баба Люба уже начала орудовать около одного из ульев. Заметив меня, она вторично предостерегла: – Держись дальше! Не подходи близко!

Надо ли говорить, что речь бабы Любы была далеко не чёткой, – из-за отсутствия у неё во рту – по крайней мере – почти всех передних зубов. Сколько я её знал (напомню, до двенадцатилетнего возраста моего), я всегда видел такую картину с зубами её. Вставлять их – она, скорее всего, либо ленилась по старости, либо экономила деньги на это дело; ну а жизнь в деревне – вряд ли являлась настоящей тому причиной, поскольку Сказово находилось между ближайшими к нему городами – Серпуховым и Тулой; да и Москва была, как я уже говорил, в нескольких часах езды от этой деревни; незаменимой же в домашнем хозяйстве – она, баба Люба, тоже не была, потому что жила под одной крышей, опять скажу, не одна, а со своим мужем, сыном и снохой. Встав метрах, помнится, в 5-ти – 6-ти от бабы Любы, я стал наблюдать, – как она будет делать это дело, мёд собирать.

Попробовав, как работает дымарь: хорошо выдаёт из себя дым или нет; удовлетворившись его, дымаря, работой, баба Люба напрямую приступила к делу. Отставив дымарь в сторону, она неспешным движением рук сделала из своего странного головного убора, условно скажу, накомарник. Материя, которая лежала на полях головного убора перед тем (уточню сейчас, очень похожего на шляпу от солнца), прикреплённая – эта материя – определёнными своими участками к названным полям, оказалась частой, частой сеткой. На всякий случай, замечу: сетка закрывала всё лицо, весь затылок и всю шею бабы Любы. Затем сняв с улья, около которого стояла она, самую верхнюю часть его, крышу, так сказать, его и опять взяв в руки дымарь, она, баба Люба, стала энергично окуривать им пчёл, целый рой которых «кипел» в улье. После чего, двоюродная бабушка, вновь отставив дымарь в сторону, достала из улья деревянную, квадратной формы рамку, сплошь заполненную сотами с жидким, янтарного цвета мёдом. Взяв в руку нож, она стала вырезать из рамки прямоугольные куски с сотами и складывать их в ведро. Полностью очистив рамку, баба Люба повторила энергичное окуривание открытого улья с пчёлами. Достав из него другую, точно такую же рамку, точно также сплошь заполненную сотами с таким же точно мёдом, она, баба Люба, стала опустошать – с помощью ножа – и её, также складывая прямоугольные куски с сотами в ведро.