Прошёл день или же несколько дней, и тётя Маруся приехала, – приехала одна, без мужа. Дядя Серёжа, по её словам, должен был тоже прибыть – приехать, но чуть позже.
Лето стояло замечательное, солнечное. И, надо думать, отметив свой приезд в кругу родственников, а может ещё и знакомых, тётя Маруся первым делом собралась – в одно прекрасное утро – на речку Исчезайку. То ли я с ней сам увязался, то ли она сагитировала меня, – составить ей компанию, – не помню. Впрочем, для себя я тогда твёрдо – натвердо решил: ни в коем случае не купаться в речке… Ну а тётя Маруся была, видно, проинструктирована на сей счёт, – я так полагаю, бабой Катей, потому что, когда мы пришли на речку, она, тётя Маруся, раздевшись до купальника, стала купаться одна, может быть, в том «бучиле», в котором я тонул 2 года тому назад. Искупавшись и выйдя на берег, она с очень бодрым, весёлым видом спросила меня: – Вова, а ты, значит, в этом году в школу пойдёшь?
– Да, 1-го сентября, – радостно ответил я.
– Та – ак. Хорошо! Будешь потом уметь читать, писать, считать. Физкультурой тоже научат заниматься. Сейчас обсохну и покажу одно упражнение из неё.
Стоя на ногах, тётя Маруся повернула лицо и всё тело к утреннему, но уже ощутимо – ощутимо тёплому солнцу и стала принимать солнечные ванны. Купальник у неё – по моде тех лет – был цельный, глухой; не закрыты им были только ноги – по всей высоте, руки – по всей длине, и верхние небольшие части груди и спины. Цвет его был, помнится, тёмный; никакого рисунка – опять, по моде тех лет – купальник не имел.
Когда тётя Маруся обсохла, она сказала: – Вот это упражнение – называется Колесо. И, расставив ноги в стороны, а руки раскинув – также в стороны, она уверенно, энергичным, резким рывком «бросила» тело своё влево, в сторону, а далее – вниз. Используя, скажу теперь, силу ускорения этого движения своего, она приземлилась вначале на руки, на кисти рук, а дальше, вероятно, немного спружинив на них, почти мгновенно очутилась вновь на ногах. Секунду – другую отдохнув, она повторила данное упражнение; краткое время отдохнув опять, она снова сделала повторение этого упражнения. – Хочешь попробовать? – весело спросила она.
– Ага, – исполненный любопытства, ответил я.
Под руководством тёти Маруси – я вначале медленно, боязливо, неумело стал делать данное упражнение, Колесо. Ну а дальше – и довольно таки быстро – всё лучше и лучше. И к тому времени, когда мы с ней, с тётей Марусей, должны были уходить с речки, я, можно сказать, уже освоил это, конечно же, акробатическое элементарное упражнение.
Идя с речки по деревне, я впервые в жизни увидел индеек, важно и вместе потешно, разгуливавших группой по деревенской улице близ одного из крестьянских домов. Потешность этим мясистым крупным домашним птицам придавали их длинные, красного цвета, условно скажу, носы.
Озираясь на них, этих птиц, и идя за тётей Марусей, мы с ней поравнялись с очередным на деревне крестьянским домом, в палисаднике которого мужчина – крестьянин занимался каким-то своим делом. Ему было на вид – лет 35. Около него находился мальчик лет пяти.
– Тимош, здравствуй! – Остановившись, поздоровалась с первым тётя Маруся.
Мужчина взглянул на неё и, простодушно улыбнувшись, ответил: – Здрасьте, Марья Романовна. С приездом!
– Спасибо. Как поживаешь? Шура как?
– Шура – то? Ничего. Сейчас на работе, в колхозе. А мне в ночное нынче с лошадьми. Живём? – Да помаленьку.
– Дождя давно не было? – Спросила ещё тётя Маруся.
– Недели две уж вёдро всё стоит. По за тот день грозная тучá шла, да не дошла, мимо прошла. (В слове туча – мужчина сделал ударение на последний слог; в дальнейшем, я и от других жителей деревни Сказово слышал такое же точно произношение этого слова). Пока шёл разговор, мальчик знакомца тёти Маруси, видимо, ради шалости, решил забраться на не такое уж и маленькое деревце, не помню, какой породы – наименования, росшее в палисаднике. Заметив это, мужчина мягко и одновременно чуть встревожено сказал:
– Сынок, слазь. Упáнешь! (упадёшь (примечание автора)).
– Балуется, баловник?
Ну ладно, Тимош, пока! Шуре – привет.
– До свидания, Марья Романовна, – сказал мужчина и, опять обратившись к сыну, повторил просьбу свою – уже более настойчиво.