У каждого своё детство (сборник)

Эта высокая перегородка здесь, несомненно, была сделана для того, чтобы эти домашние птицы не смогли перелетать – во время какого-нибудь переполоха – со своей стороны бывшего хлева – на нашу. Куры эти, в летний период времени, когда я гостил – находился в деревне Богачёво, никогда не давали спать дольше девяти часов утра. Будил меня, очень хорошо помню, всегда не петух, сколько бы он ни горланил своё «кукареку», но какая-нибудь, снёсшая очередное яйцо, курица, почти безостановочно, назойливо-преназойливо кудахтавшая… Этот куриный шум, сквозь сон слышимый мной каждое утро, длился часами спозаранку, пока, наконец, не будил меня окончательно. Спал же я, можно сказать, всегда в сенях, в отведённом для меня месте. От бывшего хлева наши сени отделялись тонкой дощатой, не высокой перегородкой, в которую была вделана, тоже дощатая, из тонких досок, дверь. В частности, в 1956-ом году, да и не один год потом, сени вообще не имели потолка. В эти годы, в сенях, над головой возвышалась крыша, которая, хочется упомянуть, была покрыта дранкой.

Почему меня не укладывали спать в жилой, зимней части дома, в нашей половине его, – не знаю. Может быть, потому, что я никогда не жаловался на данное неудобство, – не жаловался, вероятно, по причине радости от пребывания – изо дня в день – летом, в деревне, на приволье…

Как-то раз (а речь идёт уже именно о лете 1956-го года) мне приснился в деревне Богачёво фантастический сон: будто я, не шутя, умею летать. Проснувшись, я решил сразу же проверить это. Быстро одевшись и сбегав куда надо после ночного сна, я тотчас вышел на крыльцо; необходимо сказать, туалет находился не на улице, не под открытым небом, но под крышей дома, уточню, – в углу бывшего хлева, на нашей, понятно, половине дома. На дворе было всё также привычно – очень тепло и солнечно.

Встав на самый край крыльца, там, где была боковая, отвесная стенка его, чуть присев, я сильно оттолкнулся ногами и, копируя взмахи крыльев птиц, начал быстро вверх – вниз махать руками. Камнем приземлившись на землю, я, помнится, был несказанно раздосадован. Повторив эти свои прыжки с крыльца ещё и ещё раз, и всё с тем же, разумеется, результатом, я понял полную лживость своего сна и махнул на него рукой.

Очевидно, был будний день, поскольку в гостях у прабабушки на тот час были только я да мама или баба Клава, – кто-нибудь из них; ну, например, баба Клава.

После завтрака я взял сачок для ловли бабочек и пошёл «на охоту» за ними. Одет я был в трусы и майку, на голове была белая панама, на ногах – сандалии. Инстинктивно побаиваясь выходить за калитку на деревенскую улицу, я стал «охотиться» в пределах сада – огорода прабабушки, уточню, имевшего пятачки земли, целиком предназначенные для игр, отдыха и загара. Ловил я бабочек – для доброй и сиюминутной забавы. Помнится, поймаю какую-нибудь «капустницу» или «шоколадницу», возьму в руку и начну её пристально рассматривать, – её тело и голову, потом уже крылья, для этого осторожно расправив их двумя руками.

Наигравшись так пойманной бабочкой, не причинив ей никакого внешнего, телесного вреда, отпускаю её с миром на волю. Радуюсь, что та, принудительно «познакомившись» со мной, через секунду – другую или третью летит уже себе дальше, куда летела.

Проведя некоторое время в этой забаве, «наохотившись», я, отложив сачок в сторону, направился теперь к яме с водой, расположенной почти в самом конце сада – огорода. Для точности, яма или «канава», как мы её все звали, одной второй частью своей находилась на нашей стороне земельного участка, другой же своей половиной – на стороне земельного участка Раевских. Яма – «канава», ещё скажу, была продолговатой формы и обрамлена, чуть ли не в метр высотой, насыпью из земли; насыпь же была – густо поросшая травой. Вырыта эта яма – «канава» была вручную, лопатами, в довоенное ещё время, – рассказывал дед мой, Иван Иванович. Вырыта она была, конечно же, для полива сада – огорода. Но что интересно – на насыпи, на стороне земельного участка Раевских, уже в 1956-ом году росли два крупных, лиственных дерева: берёза и ива. Посажены они были, судя по всему, тогда, когда рыли яму – «канаву». Ну и – самое большее – к началу августа, с «помощью» этих двух деревьев, достаточно сильно «пивших» воду из ямы – «канавы», последняя полностью пересыхала.