У кладезя бездны. Адские врата

– Сейчас нет… – задумчиво сказал Ирлмайер, – ему пока рано. Слишком молод, не заработал себе имя. А вот Его Преосвященство архиепископ Лойссер вполне будет органично смотреться на папском троне. Крупный ученый, известный всему миру миссионер, за его миссии в Африке его даже беатифицировать хотят. К нему прислушивается весь латиноамериканский континент, не говоря уж об африканском континенте… а там будущее, герр Воронцов, да, там будущее. Мы презрительно называем эти места третьим миром – но люди там готовы работать так, как уже не готовы работать мы. Под нашей немецкой рукой, рукой воина и солдата – туда придет спокойствие и процветание. И архиепископ Лойссер нам поможет в этом.

– Есть одна проблема. В том, что архиепископ Лойссер не святой, а гомосексуальный педофил, как и Коперник.

– Это… Перестаньте. Не согрешишь, не покаешься, как говорится. – Ирлмайер допил вино. – Знаете, я думаю даже, может, мне перейти в католичество. Чем мне нравится эта религия – в отличие от протестантизма они умеют найти оправдание практически всему. Это единственная религия, мой русский друг, которая извратила первоначальное учение Христово на девяносто градусов до неузнаваемости. Христос выгнал менял из храма – они стали банкирами. Христос проповедовал: не убий – они совершали Крестовые походы, а потом наверстали отряды убийц, пряча их в монастырях. Христос проповедовал: не прелюбодействуй – а они трахают маленьких мальчиков из хора, а потом идут принимать исповедь. Лойссер, конечно, мразь конченая, но тем вернее он нам будет служить. Один раз мы просчитались – второго раза не будет.

– А ведь Бог есть… – заметил я.

– И пусть будет… – Ирлмайер зевнул, – по-видимому, ему нет дела до нас, грешных. Завтра вы поедете в Швейцарию с моими людьми. Нужно еще раз переговорить с банкиром Полетти. Вы его знаете. Вам и карты в руки. Можете продолжить разговор о своем, я не возражаю. И… представите интересы германской нации, мы тоже хотим с ним подробно договориться. А сейчас – идите-ка спать друг мой. Утро вечера мудренее, правильно я произношу? Правильно. Завтра вам предстоит долгая и трудная дорога. Да и мне – тоже.

10 июля 2014 года Итало-швейцарская пограничная зона Воздушное пространство

Четыре турбовинтовых мотора среднего транспортно-десантного «С130J», собранного в Италии фирмой «Augusta Industriale» для королевских вооруженных сил, ровно гудели, пожирая милю за милей и неся тушу огромного самолета в разреженном горном воздухе. Позади и правее, шел еще один, точно такой же самолет. Шел второй час с того момента, как они поднялись с базы парашютистов в Вероне…

Контр-адмирал Мануэле Кантарелла – самый молодой командующий в истории специальных сил Италии – повернулся, чтобы оглядеть своих людей. Их было ровно сорок человек, все – отборные, испытанные в боях в Сомали и Триполитании парашютисты батальона Аоста четвертого горного парашютно-десантного полка. Пятьдесят человек – более чем достаточно, чтобы решить любую проблему. Для поддержки у них были два пулемета калибра 338 с солидным запасом патронов и два шестидесятимиллиметровых легких миномета с набором мин. Пехотинцы считают минимально действенным калибром для миномета восемьдесят два миллиметра – но это только потому, что они не умеют как следует стрелять из миномета и не умеют толком корректировать огонь. Горные стрелки же считают вес снаряжения не килограммами, а граммами, и использовать восьмидесятидвухмиллиметровый миномет для них получается слишком накладно – тем более, что в отличие от их шестидесятки, тот не может работать без массивной опорной плиты. Для альпийских стрелков шестьдесят миллиметров более чем достаточно, для них основным противником являются одиночные стрелки, снайперские и пулеметные гнезда, для которых прямого попадания 60-миллиметровой мины более чем достаточно. К тому же одним из наиболее эффективных приемов войны в горах является вызывание искусственных обвалов, лавин, селей, оползней. Для этого тоже применяется миномет, а если не хватит взрыва 60-миллиметровой мины – то не хватит и восьмидесяти двух миллиметров. В общем – подразделение, которое получил под свое командование контр-адмирал Кантарелла, было превосходно укомплектовано и готово к выполнению боевой задачи.

Возможно, другой офицер отдавал бы приказы, находясь на борту самолета управления или вовсе находясь в штабе, благо сейчас средства связи и управления сделали огромный рывок вперед, – но только не контр-адмирал Кантарелла. Дело в том, что он учился в Германии и был очень хорошим офицером, по-настоящему хорошим, хорошим по меркам любой армии мира. Он не знал многого из того, что делал его отец, но он твердо знал, что является одним из команды заговорщиков. Он понимал, что делал зло, делает зло и сознательно продолжает делать зло. Но это не мешало ему быть хорошим офицером, который ведет своих солдат в бой, а не руководит ими из безопасной штабной комнаты.