У кладезя бездны. Адские врата

На полу и в самом деле стояла сумка, Сантелли начал доставать из нее вино и приборы, ставя на журнальный столик. Барон с первого взгляда определил, что вино хорошее, не купленное в магазине. В магазине хорошее вино не купить, оно стоит именно так, как вино держать нельзя – вертикально, на жаре и под сильным светом. А на этой бутылке были следы паутины, но не было этикетки – совсем никакой. Значит, это вино из чьих-то погребов, не предназначенное для продажи. Конечно, и тут можно нарваться на уксус… но шансов меньше.

– Выпивка делает друзьями только алкоголиков, – отрезал барон. – Аргентина, верно?

– А вы проницательны…

– Это наше вино, синьор… – заговорил человек в черных полицейских очках, – вино нашей родины, страдающей от разгула анархии. Вино красное, как кровь. Выпейте его, синьор, чтобы хоть немного узнать мою родину…

Барон не притронулся к налитому бокалу.

– Вы говорите про кровь. Вам не кажется, что у вас проливается слишком много крови, чтобы это можно было считать нормальным? Как насчет тех студентов, а?

– Какие студенты, синьор. Да это коммунисты!

– Это не повод направлять броневики и обстреливать студенческий городок.

– Позвольте нам самим, синьор, решать в нашей стране, как нам бороться с коммунизмом. Вижу, у вас с коммунизмом не борются и дела обстоят все хуже и хуже. Может, вам стоит взять пример с нас, а, депутат?

– А как насчет расстрелянных священников? Может, они тоже были коммунистами?

– Нет, они укрывали их в храмах…

Сантелли поднял свой бокал, даже видя, что никто не следует его примеру.

– За процветание, господа!

Человек в черных очках поднял бокал, но пить не стал.

– Барон, вы уже понимаете, зачем мы пришли? – спросил Сантелли, хлебнув вина и решив, что пора переходить к делу.

– Да уж понял…

– Тогда перейдем прямо к делу…

Человек в черных полицейских очках запустил руку в сумку и достал оттуда пачку купюр в банковской упаковке.

– Полмиллиона лир, синьор. В качестве залога нашей дружбы. Дружба с Аргентиной – не улица с односторонним движением.

Аргентинцы, связанные с крайне правыми, просчитались, и сильно. Это был семьдесят шестой год, мосты дружбы только намечались. Общество в Италии еще не было серьезно расколото, не радикализовалось, крайне правых, как и крайне левых, было слишком мало. В семьдесят шестом существовала лишь ограниченная группа людей, поддерживающих Аргентину, – в Консульте, в Палате депутатов, побольше – в Сенате, приближенных Короля. Часть занимали такую позицию из-за денег, и только часть – по геополитическим соображениям. Тогда еще аргентинские военные не окончательно разругались с североамериканцами, их сводная дивизия даже воевала в ЗАПТОЗ. Сил у аргентинского лобби, чтобы дать депутату Полетти многолетние ассигнования на дорогу, не было – и они решили дать денег лично барону.

И просчитались в этом. Барон был аристократом, и он был честным человеком. С одной стороны – сейчас у него хватало денег. С другой стороны – он еще не забыл, что такое честь. Подкупить аристократа было намного сложнее, чем подкупить простолюдина.

Барон отрицательно покачал головой.

– Неужели я так дешево выгляжу?

Человек в черных полицейских очках повторно запустил руку в сумку и положил на стол еще одну пачку.

– Вы правы. Миллион. Для ровного счета. Скажите, кому еще нужно дать в вашем комитете, чтобы вопрос прошел?

Барон снова покачал головой.

– Вы меня утомляете. Идите вон.

Человек в черных полицейских очках начал выкладывать на стол новые пачки.

– Три миллиона. Никто не узнает о нашей дружбе, не переживайте. У нас уже много друзей.

Барон улыбнулся.

– Вероятно, вы судите о людях по себе. У вас нет друзей, у вас есть работники. Пока вы платите – они будут работать на вас. Как только кто-то заплатит больше – они станут работать на других. Вон, тот же Сантелли. Вы думаете, что он действительно ваш друг?

– Можете мне не верить, барон, – сказал Сантелли, – но я действительно друг Аргентины. Эти люди ведут войну…