У кладезя бездны. Адские врата

– Что теперь? – спросил барон.

Ветер был и сейчас сильный, пронизывающий. Он трепал кудри полковника карабинеров, снявшего форменную фуражку, уносил часть слов. По небу неслись вскачь облака.

– Отошлите своих людей, барон. Иначе придется их убить.

Барон повернулся к готовым на все охранникам.

– Уезжайте. Ждите в начале тропы.

– Мы не можем вас бросить, синьор.

– Или вы выполните мой приказ, или я вас прямо сейчас уволю, и у вас не останется смысла меня охранять.

Охранники, после колебания, повиновались.

– Вы умеете ставить людей перед выбором, синьор, – заметил полковник, – надеюсь, вы и сами сделаете правильный выбор.

– Миллион германских рейхсмарок, – предложил барон, – наличными. Где?

Полковник только усмехнулся:

– Пять миллионов.

– Бросьте, синьор, – сказал полковник, – вы не самый плохой человек, потому я не возьму ваши деньги. Вы пытаетесь купить информацию, у вас есть деньги – но у вас нет силы, и вас никто не боится. А вот этих людей – стоит бояться, синьор. Сколько бы вы ни заплатили – потом мне придется скитаться по свету и искать убежище. И все равно они меня отыщут и убьют. Это очень опасные люди, синьор. Очень. С ними нельзя шутить.

У барона был пистолет – и какое-то время он думал, не стоит ли выхватить его и приставить к голове этого продажного скота. Но решил, что пока не время…

– Сколько?

– Что – сколько?

– Сколько надо заплатить?

– Я не знаю, синьор. Сколько – расскажут вам вон они. Не думайте, что я имею какое-то отношение к этому делу, синьор, я не более чем передаточное звено. Живая почтовая открытка, так сказать…

Барон бы с удовольствием бросил такую почтовую открытку в пламя.

По той же дороге, по которой приехали они, неспешно понимался черный «Даймлер-Бенц 560» с затемненными стеклами, жутко неудобный в римской толчее – а именно в Риме располагались посольства. Номер начинался с CV – дипломатический. Кода страны он не знал.

– Это они?

– Да, синьор. Я отойду подальше. Лучше, если я не буду слышать, о чем вы говорите. Мне это неинтересно. Крепитесь, синьор.

Насколько помнил барон, полковник Николетти был неплохим человеком, и уж точно – не штабной крысой. Он выживал на улицах Милана, до этого – Флоренции, а до этого, кажется, работал в Болонье. Представить себе, чтобы он чего-то так сильно боялся… чего? Кто мог так его напугать?

Неужели…

«Даймлер» остановился – явно бронированный, барон видел такие машины, сразу оценил прямые и вставленные немного по-другому, с широкими зачерненными рамками стекла. Из машины вылезли двое, один с водительского места, другой с переднего пассажирского. Тот, что сидел на месте пассажира, ловко перебросил другому укороченную автоматическую винтовку, чем-то похожую на русский «АК».

Они осмотрелись по сторонам – настороженные, поджарые доберманы, после чего один из них открыл дверь. Из машины вышла…

Несколько секунд барон не помнил себя. Он вдруг понял, что стоит с выхваченным пистолетом… автоматы смотрят на него, а один из охранников прикрывает своим телом эту… Они отреагировали мгновенно, не задумываясь, инстинктивно…

– Брось пистолет!

– Где он?! Где он, тварь?!

– Брось, или никогда его не увидишь!

Барон видел глаза человека… за автоматным прицелом направленного на него автомата. Это были глаза фанатика, черные и страшные, почти не мигающие. Он был готов нажать на спуск и открыть огонь моментально, ни о чем не задумываясь, отдать свою жизнь с такой же легкостью, что и отнять чужую. От такого взгляда барона пробрала дрожь.

– Брось! Ты всегда был умным, брось!

И барон бросил пистолет. Разжал руку – пистолет выскользнул из ладони и стукнулся о вросшие в землю камни.

Человек с автоматом приблизился, сильным пинком ноги отправил упавший пистолет подальше, потом обыскал барона, причем короткоствольный автомат упирался ему в грудь, палец был на спусковом крючке. У него были глаза сторожевого пса – умные, внимательные и преданные. Это было страшно…

Обыскав его, человек с автоматом что-то сказал на непонятном языке – и второй отошел в сторону.

– Сколько ты хочешь? – устало спросил барон.

– М… дай подумать.

Баронесса Антонелла (Луна) Полетти сморщила лоб.

– Скажем… твою бессмертную душу. Пойдет?

За то время, пока баронессы не было в Италии, она преобразилась. Когда Карло видел ее в последний раз – ей было немногим больше двадцати и ее красота была еще не сформировавшейся, щенячьей. Теперь перед ним была умная и уверенная в себе женщина лет тридцати с небольшим, знающая цену своей красоте и умеющая ею пользоваться. На ней было длинное черное платье ниже колена, жакет и соболиная накидка. Соболь был русский, «седой» – самый дорогой соболь, на Лондонском аукционе идет по цене в тысячи фунтов за шкурку.

– Что ты хочешь? Дело? Я тебе его отдам, мне оно не нужно.

– Забудь. Пойдем.

Баронесса подошла, по-свойски взяла убитого горем барона Полетти под руку и увлекла его к вершине. Туда, где дул еще более сильный ветер.

– Карло, ты же всегда был бойцом… Право, ты меня разочаровываешь. А как насчет мести, а? Вашей, итальянской, мести.