У крайней линии

Капитан Генцель украсил свою половину кабинета портретом нынешнего президента России, демонстрируя тем самым некие демократически начала своего мировоззрения. Почему всего лишь начала? Да потому, что втайне всегда оставался верен принципам, заставившим его когда-то поддержать ГКЧП. Но будучи также политиком по складу характера, он не мог не проявлять гибкости после увольнения из прокуратуры в результате провала путча в 1991 году. И сейчас, волею судьбы оказавшись работником грозной организации (ну, или просто работая в помещении, занимаемом грозной организацией) он при украшении стены за спиной выбрал портрет президента. Хотя в глубине души ничего не имел и против Феликса Эдмундовича, которого весьма уважал.

Сейчас и Генцель, и Попереченый сидели за своими столами и углубленно изучали кипы документов, лежавших перед каждым из них. Иногда они постукивали пальцами по клавиатуре компьютеров и потом долго изучали что-то на экранах дисплеев.

Как-то так получилось, что именно эти двое и возглавили работу силовых ведомств по раскрытию тайны старого колодца – а точнее, событий, связанных с ним. Причем работа эта неослабевающими темпами велась по всей территории России, постепенно выплескиваясь за ее пределы, а со временем охватит собой чуть ли не все мировое пространство.

Но о последнем – чуть позже. А пока…

Пока солнышко ласково светило сквозь открытые створки громадного окна, в кабинет вливались потоки прохладного утреннего воздуха, чистого и не разбавленного еще автомобильными выхлопами и пыльной взвесью, свойственной ежедневно бурлящей жизнью Москве. Ну, за исключением, быть может, разве что воскресных дней и праздников.

Ветерок шевелил листья и цветки растений, стоящих в горшках на широком подоконнике, а также иногда двигал и бумаги на столах, мешая офицерам работать.

Но ни один не встал и не закрыл створки. Уж очень свеж и приятен был этот утренний воздух.

Так что тишина в кабинете нарушалась лишь изредка шорохом перелистываемых и перекладываемых с места на место бумаг. Или щелканьем клавиш ноутбуков. И негромким шумом, доносившимся с улицы сквозь открытое окно.

– Интересно, какой у меня все-таки официальный статус? – негромко сказал, не поднимая головы от очередной фототаблицы, Генцель.

– Следователь, естественно… – пробурчал, также не отрываясь от изучения какого-то документа, Поперечный. – А у меня – оперативный сотрудник!

– Но ведь официально следователем по нашему делу назначен старший следователь по особо важным делам следственного комитета полковник ФСБ Гандобин…

Полковник Гандобин, высокий сутулый мужчина с вытянутым унылым лицом скептика, глубокими залысинами на голове и маленькими глазками, полуприкрытыми тяжелыми веками, имел вид недовольного всем миром человека. Он посетил этот кабинет всего один раз, выслушал короткие доклады Генцеля и Поперечного и негромко буркнув: «Все это домыслы или фантазии! Когда появится что-нибудь вещественное и конкретное – сообщите!» И ушел.

На Генцеля он произвел впечатление крайнего недоумения – как такой человек мог быть следователем ФСБ по особо важным делам! Это же какая-то амеба!

Но когда он попытался поделиться своими сомнениями с Поперечным, то узнал от майора, что Гандобин носит кличку «питбуль», и если уцепится – размотает любое дело до конца. Именно поэтому ему и поручили официальное следствие.

– Вы поймите, Иван Иванович, дело-то наше не имеет судебной перспективы! – говорил ему Поперечный. – Судите сами – кого мы с вами разыскиваем? Преступников? Тогда назовите мне признаки какого-либо преступления из нашего Уголовного кодекса, под которое они подпадают! Ах, убили множество наших солдат, в том числе уничтожили роту ВДВ? Так это сделали солдаты-саперы, которые ныне мертвы, тела их – в морге города Ростова. Переселяются из тела в тело? Так нет такого преступления! И адвокаты развалят такое дело в суде моментально – да что там, ни один прокурор не подпишет обвинительное заключение для передачи дела в суд!

Так что официальный следователь лишь тогда приступит к расследованию, когда мы найдем улики, свидетельствующие о совершении преступления! Но это вряд ли произойдет, и «питбуль» это понимает. Максимум, что мы можем сделать – это найти всех шестерых, и убедившись, что это уже не люди – уничтожить их!

– Это как! – Стеклышки очков на носу Генцеля моментально запотели. – Как – уничтожить?

– Физически! Молча, не рассусоливая, расстрелять их, лучше бы – из пулеметов! Для надежности!

И Генцель тогда, помнится, обратил внимания на жесткое выражение лица майора ГРУ.

– Но это… убийство? – прошептал Иван Иванович.

На что Петр Петрович ему ответил:

– А они, переселяясь в новое тело, разве не убивают владельца этого тела? Ведь фактически убивают! Но юридически-то – вовсе нет, тело-то остается живым? И что же нам делать? Нам, двум военным юристам? Наблюдать, как они будут убивать раз за разом все новых и новых людей?

– Но ведь тела остаются живыми?