– А касторка? – тревожно спросила Анна.
Доктор покачал головой:
– Боюсь, она не поможет.
Анна в отчаянии втянула воздух сквозь зубы.
За ночь моя температура поднималась и падала, я то горела, то замерзала с разницей в секунды. Меня сотрясали приступы чудовищного кашля, а между ними мои легкие, казалось, рвались, когда я пыталась вдохнуть. Я была беспомощна перед своим телом.
Я куталась в одеяла, умоляя подбросить дров в огонь. Потом сбрасывала их, иногда умудряясь спихнуть одеяла на пол. Mhàthair всякий раз возвращала их на место – спокойно и бережно.
Она то и дело приносила припарки, чередуя луково-уксусную кашицу с горчичным пластырем. Когда меня охватывал невыносимый жар, я срывала их. Mhàthair укладывала припарки обратно, так же терпеливо, как одеяла. Она все время была неподалеку, совершала какие-то загадочные действия и казалась скорее парой умелых рук, проворными пальцами, чем Mhàthair как таковой.
Энгус не отходил от меня. Когда я задыхалась и просила льда, он промокал лоб и капал воду мне на язык. Когда мое тело билось и корчилось от холода, он подтыкал одеяло и гладил меня по лицу. Не было ни мгновения в ту ночь, когда, открыв глаза, я тут же не видела перед собой его лицо.
Ближе к утру, когда меня стала так терзать лихорадка, что я до боли стиснула челюсти, Энгус положил руку мне на лоб и тревожно посмотрел на Mhàthair.
Она тоже пощупала мой лоб и выбежала из комнаты. Энгус отбросил одеяла и, поддерживая под спину, через голову снял с меня ночную рубашку. Потом выжал тряпки для холодных компрессов и уложил их на мою липкую кожу.
Через несколько минут вернулась Mhàthair, они вдвоем посадили меня и заставили выпить какой-то чай. В нем было очень много меда, который все равно не отбивал горький привкус. Когда меня укладывали обратно на кровать, я уже ускользала в темноту – глубокую, как озеро. Перед тем как все исчезло, передо мной появилась милая молодая женщина с печальными глазами. То была Майри – я это почувствовала. Она что-то прошептала и подняла руки, но, не успела я разобрать, что она говорит, она пропала и все вокруг тоже.
А потом я проснулась и не смогла понять, где я. Я несколько раз моргнула и увидела перед собой голубые глаза Энгуса. Он сидел на стуле, придвинутом к кровати.
Mhàthair потянулась и положила руку мне на лоб.
– Хвала небесам, лихорадка спала, – сказала Mhàthair. – Все позади.
Энгус на мгновение прикрыл глаза, потом поднял мою руку и поцеловал ее.
– Не пугай меня так больше, mo chridhe. Я думал, я тебя потерял, а это озеро достаточно уже у меня отняло.
Хотя лихорадка и спала, я была не в том состоянии, чтобы встать с постели. Кашель сам по себе был изматывающим, мало того что мучительным.
Анна вязала у огня, а я решила дать глазам отдохнуть, когда в дверь поскреблись.
– Тут-тук, – сказал Хэнк. – Посетителей принимают?
– Думаю, нет, – сурово ответила Анна. – Не в нынешнем ее состоянии.
– Простите. Я не хотел бы быть бестактным. Мэдди, прошу тебя, можем мы поговорить? Наедине?
– Дайте ей в себя прийти, болван вы этакий, – сказала Анна. – Что бы это ни было, оно может подождать.
– Ничего, – прошептала я.
Голос у меня почти пропал от кашля.
Анна пару секунд гневно смотрела на Хэнка, потом подняла руку с растопыренными пальцами.
– Пять минут, – объявила она. – И ни минуты больше. Я буду в коридоре.
Она положила вязание на пол и выплыла, бросив по пути на Хэнка убийственный взгляд.
Он неловко стоял, словно не знал, куда деть руки. Я боялась, что Хэнк закурит. Наконец он обошел кровать и плюхнулся в кресло. Положил ногу на ногу и уставился на каминную полку.
– Он правда пытался тебя утопить? – наконец спросил Хэнк. – То есть ты уверена?
Только после этих слов он поднял на меня глаза. Я смотрела прямо на него. Он опустил взгляд и глубоко вдохнул.
– Слушай, – сказал он, – я понимаю, это не изменит того, что случилось, но я решил послать полковнику телеграмму. Я хочу написать, что Эллис соврал про дальтонизм. Знаешь, есть же всякие обследования. Он не может вечно всех обманывать.
Помолчав, я спросила:
– Зачем? Отомстить?
– Затем, что он заслужил! Потому что мало того, что он едва не сотворил с тобой, я про лечение, он еще и убить тебя пытался! И пленку он уничтожил! И Вайолет я из-за него потерял! Я из-за него все потерял, похоже, даже тебя!
Хэнк уронил голову и прижал пальцы к глазам, словно готов был заплакать.
Я равнодушно смотрела на него.
– Вайолет ты не из-за него потерял, – сказала я. – Просто ты с ней обращался ужасно, как и со мной.
Он перестал выжимать из себя слезы и поднял глаза:
– Прошу прощения?
– Я все знаю, Хэнк.
– А я, похоже, нет. Ты о чем?
– Ты ставил на орла или на решку? – спросила я. – И, что важнее, ты выиграл или проиграл?
Он смотрел на меня, широко открыв глаза и не моргая. Смотрел долго.
– Господи, Мэдди. Не знаю, что сказать.
– Думаю, я предпочту, чтобы ты вообще ничего не говорил.
Анна вернулась в комнату.