Я опять вспомнил выражение лица Кристин, ее горькие слова и обиду, которая поразила меня до глубины души, погасив тот маленький огонек надежды, который еще пылал в моей душе. И снова вся боль навалилась на меня, а плечи опустились. Нет, я уже не Призрак оперы, при упоминании имени которого все дрожали от страха. Теперь я просто жалкий человек, которому злая судьба ставит все новые и новые преграды на пути.
- Мистер Эрик? – снова жалобно протянул Густав. Я машинально повернул к нему голову и увидел, что его личико немного перекосилось от боли. Только тогда я осознал, что слишком сильно сжимаю его руку, и выпустил ее со вздохом.
Мальчик недоуменно потер запястье, но все же пошел за мной.
Мы уже почти приблизились к дому Надира. Когда же мы, наконец, с ним поравнялись, я подошел к двери и постучал в нее. Никто не открыл сразу, но мне показалось, что прошло уже очень много времени, хотя на самом деле минуло где-то минуты две, и я снова принялся громко стучать кулаком в дверь.
Наконец она отворилась. На пороге стоял перс, которого я уже и не думал увидеть, и удивленно смотрел на меня. Видимо, я сейчас ужасно выгляжу – это мне сказали его глаза.
- Эрик? – недоуменно спросил он, и я вдруг осознал, что не могу больше держаться, что еще чуть – и я зарыдаю вслух. В моем горле образовался ком, а на глаза навернулись слезы. Как же надеялся и уже почти свыкся с мыслью, что этот ребенок - мой. Что у меня есть хоть один человек на свете, который действительно мой: и душой, и телом.
Я, не сумев сдержаться, горько всхлипнул, но тут же умолк, судорожно хватая ртом воздух. Однако перс уже успел заметить, что со мной что-то не так. Увидев слезы, он нахмурился и потянулся ко мне, чтобы взять за плечо, но я отстранился.
- У меня много дел, - глухим голосом сказал я, очень стараясь, чтобы он звучал как можно жестче, - ты обещал присмотреть за Густавом.
- Да, конечно… - пробормотал Надир и уже что-то хотел сказать, но не успел, так как я резко отвернулся от него и, даже не взглянув на Густава, развернулся и пошел прочь от их дома. За своей спиной я слышал, как Надир передал ребенка в руки Алиши, а затем послышался топот ног, с чего я сделал вывод, что он бросился вслед за мной. Зачем он это делает?.. Я еле слышно застонал. Ради всего святого, я хочу побыть один и попробовать понять все то, что сейчас происходит в моей жизни, попробовать справиться с этим!
- Эрик, что случилось? – Надир все-таки догнал меня и остановил, схватив за рукав и повернув к себе. Он был очень взволнован и озадачен.
- Всё! Всё случилось, Надир! – почти закричал я. - Мальчик! Я думал, что он мой сын! У него потрясающий слух, у нас одинаковые глаза, а еще у него такая же родинка, что и у меня. Ох, Надир, какой же я дурак! – я застонал от бессилия и схватился за голову. - Я пришел к Кристин и спросил напрямую об этом, а она посчитала меня сумасшедшим. Это не мой сын, Надир… Не мой!
- Эрик, Эрик, успокойся! – он попытался схватить меня, взволновано расхаживающего по улице, за локоть, однако я увернулся. - Да остановись же ты! – но я только подальше отошел от него и замахал головой.
- Уходи, Надир, мне не нужна жалость.
С этими словами я отвернулся от него, потрясенно взирающего на меня, и пошел к ресторану, каждую минуту ускоряя шаг. Опять эта безумная попытка сбежать, уйти от себя и от своей боли… Но ничего не получалось, безумие настигало меня и я изо всех сил сжимал пульсирующие дикой болью виски.
В таком состоянии я заявился на работу. Это была худшая смена в моей жизни. Я терялся, путал ноты, играл совсем не то, что написано, а мои мысли вились только вокруг того момента, когда я лежал и умирал дома после нападения Рауля. Я так хотел умереть тогда, но выжил лишь потому, что подумал, что должен жить ради Кристин и Густава. Но теперь смысла в этом не было… Теперь ни в чем больше не было смысла. Лучше бы я тогда умер, лучше бы не знал той боли, которая приходит, когда рушатся все надежды…
- Эрик, что на тебя нашло?
Я поднял глаза на доктора Гангла, который стоял передо мной, и понял, что не играю. Я так задумался, что мои пальцы неподвижно лежали на клавишах, чего раньше никогда не случалось. Как бы я ни был обижен, оскорблен или ранен, я всегда садился за пианино и изливал свою боль… Теперь же мне даже играть не хотелось.
- Что с тобой? - директор внимательно меня осмотрел, и я уже подумал, что сейчас он начнет ругаться, но ничего подобного не случилось. Он только как-то сочувственно поглядел на меня, а потом, видимо, прочитав что-то такое в моих глазах, что его сильно обеспокоило, успокаивающе положил руку мне на плечо. - Ты что-то очень
бледный и довольно плохо выглядишь… Ты не болен?
- Может быть, - все так же задумчиво ответил я, не желая ничего и никому рассказывать. - Я себя не очень хорошо чувствую.
Доктор Гангл нахмурился, а затем сказал:
- Возьми себя в руки, Эрик. Я даю тебе три выходных подряд: сегодня, завтра и послезавтра. Отдохни и возвращайся полным сил. Мне не нужен такой работник, который вечно болен.