У любви не всегда красивое лицо (СИ)

- Густав, я не могу взять тебя с собой на работу. Но думаю, что могу на часик опоздать. Пойдем гулять? - Мальчик улыбнулся и радостно закивал. Я достал с вешалки его пальтишко:

- Надень, я не хочу, чтобы ты простудился.

Ребенок неловко пытался застегнуть пальто, но у него ничего не получалось, поэтому я, опустившись перед ним на колени, помог своему сыну. Сыну, который вряд ли когда-нибудь узнает о том, кто же его настоящий отец…

- Спасибо, мистер Эрик.

- Не за что, идем.

Нас встретил холодный колючий ветер. Было начало ноября, и в воздухе уже витала почти зимняя свежесть.

- Мистер Эрик, я голоден.

- Голоден? Твоя мать не накормила тебя?

- Она забыла вырезать корочку с моего хлеба, а я не могу грызть корочки, я их ненавижу… - захныкал мальчик.

- Хорошо, тогда пошли в Тонтос, они открыты круглый год.

Мальчик кивнул и взял меня за руку. Сердце наполнилось теплом при мысли, что мальчик настолько мне доверял, что не боялся ко мне прикоснуться. Мы вошли в пиццерию, я поднял ребенка на плечи у прилавка и спросил:

- Будешь содовую?

- Да.

Я знал, что она ему понравится, ведь это был мой любимый напиток. Потрепав сына по густым волосам, я протянул ему два стакана содовой, а сам взял большую пиццу. Мы заняли дальний столик, а когда я разворачивал коробку с пиццей, то услышал голос Густава:

- Я ничего не вижу, мистер Эрик.

Когда я перевел взгляд на сына, то усмехнулся. Стол был слишком высоким для него, и виднелась только одна макушка. Я усадил ребенка себе на колени. Раньше мысль о том, что у меня может быть сын, была безумной, но мысль о том, что я вот так просто смогу усадить его к себе на колени, казалась еще безумнее.

- Ну, как, вкусно? - спросил я, когда мальчик отхлебнул содовую.

- Да, очень!

Я был не голоден, поэтому молча наблюдал за сыном. А потом я заметил, как грустно он смотрит на соседний столик, где сидели отец с сыном. Мальчик был чуть постарше Густава. Он был одет в синюю майку и задорно смеялся, потому что отец обнимал его и щекотал.

- Что случилось? - прошептал я, наклонив голову к Густаву. - Почему ты так на них смотришь?

- Мой папа никогда не играл со мной, никогда не брал меня гулять. Он только ругался…

- Правда? Ну, теперь я могу развлекать тебя.

- Это не то же самое. Я всегда хотел отца, чтобы он любил меня, играл со мной, учил. А мой папа просто бросил маму и меня… - Густав опустил голову, а я вдруг ощутил тупой удар в живот. Мне было больно слушать такое.

- Он был ужасным человеком, Густав. Он избивал твою мать, он не заслуживает такого сына, как ты, понимаешь? Не стоит давать второго шанса тому, кто не уважает тебя.

- Тогда почему вы не даете никому второй шанс? Из-за вашей маски, да? Тогда, когда папа сорвал ее с вас, тетушка Алиша быстро увела нас из ресторана. Что случилось с вашим лицом, мистер Эрик? – мальчик поднял на меня любопытные глаза, а я прикусил губу. Очень не хотелось отвечать, но я, минуту поразмышляв, все е сказал:

- Я… Я родился не совсем нормальным. Люди избегают тех, кто отличается от них. У меня безобразное лицо.

- Я хочу посмотреть.

- Ты никогда его не увидишь, - я сжал зубы, чтобы не закричать, но вовремя сдержался и холодно произнес. – НИКОГДА!

Видимо, я напугал его своей холодностью и сердитым выражением лица, потому что он вдруг захныкал и начал плакать, а потом спрыгнул с моих колен и побежал к двери. Сын! Мой сын! Если я его потеряю, если я потеряю своего ребенка и ребенка Кристин – она меня не простит! Да и я себя тоже. Я бросился вслед за сыном:

- Густав, стой! – Но он не останавливался. Я поймал его только у ворот Луна-Парка.

- Что ты делаешь?! Тебя могли похитить или ты мог попасть под машину! Твоя мать бы с меня шкуру содрала!

Да, это было грубо, но я перепугался за него, а он еще сильнее зарыдал. Да, срываться на крик было лишним, поэтому я опустился перед ним на корточки и взял его за руку:

- Густав, - спокойно начал я, - прости меня, я не должен был быть так резок с тобой, но ты должен понимать, что если ты будешь так безрассудно убегать от меня, то твоя мама никогда больше не отпустит нас вдвоем на прогулку. Она тебя очень любит и не простит мне, если что-нибудь случится.

- А вы? Как бы вы себя чувствовали, если бы со мной что-нибудь случилось?

- Я… - я запнулся. - Я был бы подавлен, и… и мне было бы очень больно.

- Вы любите меня?

Я прикусил губу и кивнул:

- Да, очень сильно. И я люблю твою мать. Нас с ней сближает то, чего ты и представить не можешь… А теперь давай вернемся в ресторан и продолжим завтрак?

Ребенок вытер слезы и кивнул. Я взял его за руку и повел обратно в пиццерию, но вдруг мальчик остановился и поднял на меня глаза:

- Вы сказали, что любите меня. Это правда?

- Да. Я никогда не лгу, Густав.

- Я тоже вас очень люблю.

Он меня любит? Этот мальчик любит меня? Я был переполнен счастьем, так хотелось ему во всем признаться, рассказать, кто его настоящий отец, но я не мог.

- Я очень тебя люблю, Густав, - повторил я со всей нежностью, на которую был способен. - А теперь пошли и позавтракаем.

Но ребенок не сдвинулся с места:

- Если это правда, то вы покажете мне свое лицо.