У любви не всегда красивое лицо (СИ)

Да, я знал. Знал, что случится. Знал, что чувства мои снова оживут, но я не мог просто взять и не пойти туда. Просто не мог и все. Пусть я снова буду мучиться каждую ночь, пусть меня будут терзать воспоминания и тайные грезы, но я не могу отказать себе в этой маленькой радости – видеть ее. Просто видеть, даже не надеясь ни на что.

«Эй, очнись! Тебя чуть не уволили из-за нее! Ты хочешь потерять работу и снова отправиться в цирк, где тебя даже человеком не считают, а?».

Да, меня чуть не уволили. И что? Да я бы все отдал, не только работу, а и свою собственную жизнь, чтобы только снова прикоснуться к ней. Чтобы снова ощутить ее нежный запах и сладость губ…

Чувства забурлили во мне бешеным потоком. Я отбросил бумаги, заполненные нотами, подальше в сторону. За несколько минут я уже успел сделать там столько ошибок, сколько не делал за всю свою прежнюю жизнь. Нет, я просто не в состоянии работать сегодня. Мне нужно успокоиться. И подумать.

Покачав головой, я растерянно потер виски, а потом направился в свою спальню. Выглянув на мгновение в окно, за которым уже было довольно темно, мне на минуту показалось, что возле домика напротив мелькнул нечеткий силуэт. Присмотревшись, я ничего не заметил.

«Молодец! – язвительно похвалил меня внутренний голос. – От этой своей Кристин ты уже с ума сходишь! Тебе уже кто-то мерещится».

Рассерженно рыкнув на него, я завалился на кровать, и устало прикрыл глаза. Мне нужно отдохнуть. Интересно, что же будет завтра…

POV Кристин.

Я тихо прошла в квартиру, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Рауля. Но, как оказалось, это было лишним, так как, оказавшись в гостиной, я сразу же увидела своего мужа. Он лежал на диване и громко храпел. Я осторожно двинулась к нему, но остановилась на полпути, ощутив крепкий запах спиртного. Сморщив нос, я обошла диван стороной. Хорошо, что спит, а не кричит, как обычно, и не угрожает мне.

Четыре года назад он не был таким. Он даже капли спиртного в рот не брал. Но все резко изменилось. Судьба перестала быть к нам благосклонной. А особенно к нему. Рауль потерял все свое состояние в Монте-Карло три года назад. И запил. Я все еще помню, каким пьяным он был в тот вечер. Я была потрясена его видом. А он только хохотал.

Я покачала головой. С тех пор он пил очень часто, а иногда даже поднимал на меня руку. Но, слава Богу, это было очень редко. Если все же это случалось, то на следующий день он извинялся, клялся в вечной любви, а потом не пил где-то приблизительно неделю. Но все равно срывался, и все начиналось сначала. Ссоры, скандалы, недопонимание… Я вздохнула.

Именно поэтому мы перебрались в самый бедный район Америки. Его родители и брат отреклись от него, поскольку он обанкротился, и теперь мне приходилось работать за двоих, чтобы хоть как-то выживать. Я пыталась образумить его, пыталась доказать, что он нужен семье, но все было напрасно.

Я не раз задумывалась, что, быть может, он бы послушал меня и бросил эту пагубную привычку, если бы чувствовал мою любовь и поддержку. Но ведь он знал, что я не люблю его. Или догадывался. Разве сложно заметить холод поцелуев и неискренность объятий? Разве сложно догадаться об истинных чувствах?

Пытаясь избавиться от этих дурацких мыслей, я молча собрала пустые бутылки, что валялись у ног Рауля, и выбросила их в корзину.

После этого я направилась в комнату моего ребенка. Только вспомнив про него, я улыбнулась. Я любила его. Безумно любила. Больше, чем саму жизнь. Собственно, ради него я и жила. Разве стала бы я жить с Раулем, не любя и не уважая его как человека? Нет, не стала бы. Только он удерживал меня. Мой сын. Мой Густав.

Он был единственным просветом в моей жизни. Когда я чувствовала, что больше не могу, что у меня больше нет сил жить дальше - я смотрела на него. И продолжала жить. Ради него, ради его счастья.

Густаву было почти три с половиной года. Глубоко в сердце я хотела, чтобы он был сыном Рауля, но когда Густав поднимал на меня глаза – красивые серо-зеленые глаза - я сразу видела, кто был его отцом. Его отцом был Эрик. И тогда я еще сильнее прижимала его к себе, стараясь удержать возле себя хоть частицу моего когда-то любимого человека.

Густав любил музыку. У нас было пианино, и я часто играла на нем простенькие мелодии, которые выучила еще в Опере. Мой сын, даже будучи еще таким маленьким, часто приходил ко мне и садился рядом, слушая мою игру. Я играла не очень профессионально, мне было очень далеко до мастерства Эрика, но в те минуты я чувствовала себя великим композитором, ведь у моего мальчика блестели глаза. Впрочем, как и у его отца, когда он садился за этот музыкальный инструмент.

Часто, вспоминая Эрика, мне было больно смотреть сыну в глаза, ведь они были такие же, как у моего любимого человека. Серо-зеленые, светившиеся теплом и лаской. Глядя в них, я вспоминала Эрика, его любовь ко мне и его предательство. Эти мысли вновь и вновь заполняли мою душу, пока я не прогоняла их, и тогда, вместо талантливого гения музыки, я видела обычного маленького мальчика. Своего горячо любимого сына.