У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем

Я мысленно ехидно хихикнула: «Если он сейчас „стаю“ женщин с таким трудом переносит, что дальше будет? Да еще с женами. Их-то не выставишь из дому прочь. Хотя кто знает этих пришлых со змеями в советчиках».

— Эта недокошка с даром проклятийницы! Она меня запаха лишила! — как обманутая торговка на базаре, вопила Эльса. Всхлипнула и взвыла в отчаянии: — А вы обеща-али нас защищать!

Валиан, тяжело ступая — сейчас в нем ничего не осталось от кошачьей плавности и мягкости, — подошел к обеим и посмотрел на Мидари таким взглядом, будто уже мысленно убил и сдирает шкуру:

— Невеста, которая скрывает от нас дар проклятийника, не заслуживает доверия. И не может участвовать в смотринах!

Я с ним полностью согласилась. Известно, что проклятийники не одаренные, а проклятые. Несдержанные, вспыльчивые, их темная суть так и рвется наружу оскорбить, осквернить, заляпать нечистотами любого. Каждое слово, брошенное в сердцах, может стать роковым проклятием. Такая женщина в гареме не приживется, а вернее, в скором времени весь гарем изведет. Да и супруг с такой женой мучился бы вечным несварением или в страхе жил, опасаясь, не проклянет ли благоверная мимоходом, если не угодит чем.

— У меня слабенький дар, проклятия хватит лишь на неделю… — оправдывалась Мидари. Ну точно, опасная «одаренная», потому что еще и ума нет.

Мы осуждающе воззрились на нее, проявив невиданное прежде единодушие. Ведь вероломно лишив Эльсу запаха, Мидари урезала ее шансы на успех в смотринах. Одно дело пошипеть друг на друга, поцапаться еще куда ни шло, а другое — к темной силе обращаться.

— Увести! — приказал князь, осмотрительно вернувшись на возвышение. Проводив взглядом рыдающую Мидари, вымученно улыбнулся нам и попрощался: — Вас осталось двенадцать. Дюжина — прекрасное число, и не менее прекрасные девушки остались на следующий тур. Сегодня отдохните от трудов, завтра будет нелегкий день, но, очень надеюсь, — вкусный и не менее занимательный.

Засим князь покинул зал, а оставшиеся участницы смотрин гуськом потянулись к дверям. Пока я шла в свою горницу-опочивальню, разглядывала проходивших мимо придворных, прислужников и с тревогой раздумывала: зачем я здесь? Нужно ли мне это место?

Глава 12

Огромное поле, щедро залитое ярким, слепящим глаза солнцем, заставляющим жмуриться, и невероятное чувство свободы и покоя. Мягкая, нагретая земля и высокая трава, щекочущая босые ноги, — какое же это приятное ощущение единения с природой, наслаждения летним днем. Словно сливаешься со всем миром. Я мягко ступаю, приподняв подол светлого легкого сарафана, чтобы не мешался под ногами и не цеплялся за репейник, и касаюсь верхушек разнотравья. Так хорошо, беззаботно и радостно, как в детстве.

Шаг — и я оказалась в зарослях аррайи. Белоснежные цветы буквально впитывают лучи солнца и исходят неповторимо насыщенным ароматом. Я замерла в центре дивного цветника. Мой белый сарафан сливается с белизной благоуханных цветочных лепестков. Плотные, сочные, ярко-зеленые листья касаются ног. Бескрайнее голубое небо над головой, почти обжигающее кожу солнце и ласковая прохлада листьев — невообразимое сочетание.

Я зачем-то сорвала цветок и растерла его лепестки. В нос ударил стократ усилившийся запах, шепчущий о свободе, проникающий в самую суть, буквально оглушающий чувства. Аромат горячего южного солнца, раскаленного песка и смятых лепестков ядовитой аррайи — вся эта смесь отдавала волнующей горчинкой и будоражила мой нос, мои чувства и моего зверя…

Лениво, неохотно приоткрыв глаза, я зажмурилась от утреннего солнышка, вовсю светившего в окна моей опочивальни в княжеском дворце. И никакого поля! Правда, запах лета и аррайи витал в воздухе, невольно заставляя принюхиваться в поиске неведомого источника. Тряхнув головой, освобождаясь ото сна, я в полном недоумении уставилась на мохнатые рыжеватые лапы. Подняла одну, потом вторую, потерла нос, затем и вовсе села. Пробежав взглядом по короткому, но вполне красивому и любимому собственному хвосту, я мысленно признала: «Дожилась!»

Неосознанная смена ипостаси во сне бывает только у малолеток в период созревания. А тут у припозднившейся девицы двадцати трех лет от роду случилась. «Не-ет, срочно пора замуж!» — напрашивалось само собой.

Потом, не изменяя своей утренней привычке, сладко потянулась кошачьим телом, правда, перед этим раздраженно выбралась из пут ночной рубашки. Затем легко спрыгнула на пол, побегала туда-сюда, с удовольствием ощущая своего зверя. И все, пора менять ипостась и умываться, чай, не на воле.

Разглядывая свое отражение в зеркале, я хмурилась: княжеские смотрины и бабья возня, по-другому не скажешь, раздражали; тем более уже поняла, что Валиан не мой оборотень. А соперничать с другими женами за любовь мужа — так и хочется сказать собственного, но этого не предвидится — точно не хочу. И не смогу! Эх, чего греха таить, сглупила не столько по незнанию, сколько по наивности, вот и расплачиваюсь. Но, как ни крути, ехать на смотрины все равно бы пришлось. Может, уйти отсюда? Как-нибудь?