У меня девять жизней

— Кажется, нет. Странное ощущение, Рафа… когда приемник крутили — в эфире пусто, а в остальном, будто мы на тренировке.

— Одичали мы, дружочек. Мама Кланя, наверно, волнуется.

— Не знаю, — Володя сосредоточенно лез по осыпи. — Камни! Не знаю, Рафа. По–моему, не только мы одичали — привычка, понимаешь, могучая штука. Раз волновалась, два, сто раз, на двухсотом привыкла. Защитная реакция мозга. А сказать ей — обидится.

— М–м, наверно, так… левей держи. А не кажется ли тебе… — начал Рафаил и замолчал.

Володя не стал его выспрашивать. Когда Рафаил не хотел говорить, спрашивать его было безнадежно, а кроме того, Володя знал, о чем хотел спросить друг, и Рафаил знал, что Володя знает. Что их безумное упорство — тоже привычка. Поиск следовало бросить год назад. Сто двенадцать лет назад, думал Володя. Если бы у Кольки был радиоприемник, он тоже… Ох, как странно, дико и странно. И унизительно. Если бы интересы института не совпадали с их интересами — давно бы бросили поиск… Но повезло, наконец. А вдруг теория брешет, зависимость не линейная, а степенная.

Он закряхтел и споткнулся, как прежде. Одичали! Об этом не стоило говорить. В сущности, они не верили безупречной теории. Эмоционально не желали принимать, хотя вся эта теория базировалась на их же наблюдениях.

— Хороший был траверс, — сказал Рафаил. — Вот и сутки долой…

Они вышли к обрыву. Километрах в двух полукругом текла река. Сразу под скалами, почти без перехода, начиналась зелено–черная каша джунглей. Рафаил поднял бинокль.

— Дотемна успеем, но стоит ли… аллигаторы.

— Аллигаторы — это нехорошо.

— Ладно. Переночуем здесь. Во–он, ручей неподалеку.

Сутки долой. Им положительно везло — утром они увидели кошачьи следы в ладонь величиной вокруг своего бивака. Леопард ходил упорно, долго, но напасть не решился. На всякий случай они взяли автоматы наизготовку и дальше двигались с некоторой осторожностью. Спустились в лес, узкая тропа новела их к реке — перед выходом Рафаил поколдовал с крупномасштабной картой и почти уверенно показал место и азимут. Река, по–видимому, Тапти, а вершина на юго–востоке — высота 1115. Достоверность, конечно, весьма малая при такой ориентировке, и Володя не склонен был обольщаться. Долина Нарбада–Тапти, по его мнению, располагалась в самом сердце Равновесия, а они шли через дикие джунгли. Но через полчаса Рафаил остановился.

— Стой, смотри. Это канава, по–моему.

Да, что–то было здесь, что–то было… След канавы, почти прямой, но очень сильно заросший. Деревья хотя и перевиты лианами, но в их расположении есть намек на порядок — купы, перемежаемые заросшими полянами. Еще полсотни шагов, и вдруг Володя забытым жестом вжал очки в глазницы.

В густой поросли, обросшая длинными бородами мхов, хвостами орхидей, вздымалась гония. Далеко вверху синел чистый восьмигранный ствол. Раструбы неподвижно глядели в небо.

— Идем, — позвал Рафаил. — Ничего не значит один заброшенный участок. Эх, вертолет бы нам, вертолет…

Красная лёссовая пыль лежала на тропе. Рафаил усилием воли отбрасывал посторонние мысли. Смотрел, слушал, пригибался — палец на спусковом крючке. Здесь было густо, сумрачно, в мокром воздухе звуки булькали, как каша на медленном огне. Отчетливо трещали ветви — кто–то провожал людей поверху, над подлеском. Мокро. Близко река. Небольшой олень метнулся в сторону. Жрали комары.

…Им повезло еще раз. Раздался захлебывающийся крик: «О–о–а! О–а!» Открылась поляна, камыши — человек пятился к камышам, вскрикивая. Упал, закрывая лицо руками. Правее, под скалой, еще пятеро–шестеро. Смотрели с ужасом. Один пытался натянуть лук, срывался, бросил стрелу. Они были высоколобые и прямые, совсем как раджаны. На одном — яркая леопардовая шкура. Какие–то дубины в дрожащих руках.

— Заговори с ними, быстро!

— Э–а, друзья! — прокричал Володя. — Прохладного полудня!

Молчание. Качаются в воздухе дубины — нет, это же каменные топоры, это не раджаны, ох, как не хочется открывать пальбу…

Человек в леопардовой шкуре шагнул вперед и заговорил на испорченном раджана. «Прохладного полудня. Здесь много пищи», — понял Володя и быстро ответил:

— У нас есть пища, друзья! Рафа, — прошептал он, — это недоразумение, это изгои какие–то, они же нас боятся…

Они стояли, разделенные десятком шагов: Рафаил с Володей и люди в поясах и накидках из выделанных шкур, с каменными топорами, луками… Полупрозрачные наконечники стрел — обсидиан, классика каменного века… «Конечно же, где им вне Равновесия добывать железо, древесную одежду? — думал Володя. — Изгнанники одичавшие. Боятся — так мы на людей непохожи в этом снаряжении. Головы грибообразные — пластиковые шлемы. Горбатые, кожа свисает складками — комбинезоны с пелеринами, натянутыми на рюкзаки. Ботинки, автоматы, видеокамера…»

— Снимем шлемы, — сказал Володя. — Действуем поочередно. Снимаю.

Помогло, кажется. Тот, кто кричал «о–а!» поднялся с земли.

— Поговори с ним еще, — шепнул Рафаил.

— Ты — старший? — сказал Володя, обращаясь к человеку в леопардовой шкуре.

— Я — Брама.

— Ты Брама. Далеко ли до Границ Равновесия?