У меня не было головы, а мои глаза парили в воздухе

Так я обо всем и узнавал. Они подкрадывались ко мне незамеченными: все эти новомодные способности, все эти причудливые чувства, все эти новообретенные знания. Я ел солнечный свет. И прекрасно обходился без рта. Всего-навсего питался энергией света. Я размышлял об этой трапезе, об этом впитывании солнечного света и, когда думал об этом, понимал: это не обязательно должен быть солнечный свет. Просто с ним было проще всего. Однако в случае необходимости я мог дотянуться и взять энергию из чего угодно. Мог высосать ее из потока воды. Мог добыть ее из дерева или отнять у травинки. Мог извлечь ее из почвы.

Просто и эффективно. Сложно придумать более идеальное тело. Тот грязный маленький подонок, высунувший башку из норы, сказал, что мое тело было плохо сделано. Конечно же, плохо. Его ведь не разрабатывали. Оно просто эволюционировало на протяжении тысячелетий, делая все возможное с тем немногим, что имелось в его распоряжении.

Я ощущал солнечный свет и впитывал его, и я знал о солнечном свете, о том как он возник — протон-протонные реакции приводят к стремительной перестановке субатомных частиц из одной формы в другую, в процессе чего высвобождается поток изливавшейся со звезды энергии. Конечно, я и раньше, еще будучи человеком, знал эту теорию. Однако, выучив ее однажды, я никогда больше не вспоминал о ней. Теперь же все было иначе. Речь шла не просто об усвоенном материале, а об интеллектуальном познании. Я ощущал это, видел, улавливал. Я мог без особых усилий представить себе атом водорода внутри того средоточия энергии и давления. Мог слышать шипение гамма-лучей, улавливать мельком головокружительный полет новорожденных нейтрино. И я знал: это касалось не только звезды. Я мог проникать в тайны растений, отыскивать микробы и другие крошечные формы жизни, кишевшие глубоко в почве; мог отслеживать процессы, вызвавшие геологическое образование. Не столько зная, сколько пребывая в виде любого из них, я занимал их место и понимал их на много лучше, чем они сами (чем бы они ни были) смогли бы понять себя.

Я замерзал, объятый таким холодом, который не могло растопить тепло солнца. Мой разум обратился в лед.

Ничего человеческого во мне не осталось. Я больше не мыслил как человек. Мой разум и мое мышление, мои чувства и воззрения исказились. Меня изменили, но изменения начали вступать в силу лишь теперь. Это касалось не только моего тела, а всего меня целиком. Я превращался в нечто, чем не желал становиться — чем не пожелал бы стать ни один человек.

Мысль о протон-протонных делах была чертовски неуместной. Имелась уйма других вещей, о которых мне следовало бы думать: о том, как пробраться на корабль, или о том, как заработать на этой планете. Эта планета была станком для печатания денег, я бы в жизни столько не потратил. Но на кой мне, подумал я, теперь деньги? Ясное дело, не на еду, не на выпивку, не на одежду и не на женщин… Мои мысли ненадолго задержались на женщинах. Я подозревал, что был единственным представителем своего вида во всей галактике. И как же, в таком случае, быть с размножением? Окажусь ли я здесь единственным в своем роде, и других не будет? А может, я двуполый и смогу выносить или отложить в виде яйца и других подобных мне существ? Или, возможно, я бессмертный? Стоит ли мне вообще беспокоится о смерти? Может быть, в размножении и вовсе нет никакой необходимости? Неужто, я один такой, и прочие не нужны? Для них просто нет места?

Если дела обстоят именно так, то к чему все эти треволнения из-за денег? Размышляя подобным образом, я, кажется, уже не так сильно беспокоился о деньгах, как в былые времена.

Я угодил в ад — в человеческий ад. Меня ничто не трогало. Ни деньги, ни омары, ни то, что они со мной сотворили, ни человечность, которую я утратил. Возможно, таким меня создали; может быть, только так я мог выжить в том виде, который принял.

Я со всей горечью, какая у меня была, боролся с этим всепоглощающим безразличием. Итак, вы сделали это, сказал я этим паршивым омарам. Справились, значит. Размазали того единственного человека, который мог представлять для вас угрозу и который высосал бы из вас все соки, оставив только кожу да кости. У вас как раз была наготове модель новой, экспериментальной формы жизни, которую вам не терпелось опробовать, но не хватало духу сделать это на ком-то из своих соплеменников. Пришлось ждать, пока не появится кто-нибудь другой. И вот теперь вы дни напролет станете наблюдать за мной, чтобы увидеть, как я функционирую, и выявить недочеты и ошибки. Это нужно вам, чтобы в будущем построить еще лучшее тело.

Раньше я об этом не знал, однако так оно на самом деле и было. Мысль висела прямо у меня в мозгу и была такой естественной, словно всегда была там. Казалось, я с самого начала знал о своей роли подопытного кролика.